Книга Мальчик на вершине горы - Джон Бойн

– Великий воин, – объяснил Гитлер, постучав указательным пальцем по обложке. – Великий провидец. А также меценат, покровитель искусств. Идеальный путь: мы сражаемся за свои идеалы, мы побеждаем, очищаем мир от скверны и воссоздаем его в новом, прекрасном виде.

Пьеро прочитал даже книгу самого Фюрера, «Майн кампф», и хотя та оказалась попроще фолианта Карлайля, не вполне ее понял. Интересней всего, конечно, были главы о Великой войне, в которой так сильно пострадал Вильгельм Фишер. Однажды днем, когда они гуляли с Блонди в лесу, окружавшем уединенный приют на горе, Пьеро спросил Фюрера про его солдатскую службу.

– Сначала я был связным на Западном фронте, – заговорил Фюрер. – Носил донесения между войсками, стоявшими у французской границы и у бельгийской. Дальше сражался при Ипре, Сомме и Пашендейле. Под конец войны чуть не ослеп из-за горчичного газа. И потом иногда думал, что лучше было бы ослепнуть, чем видеть, каким унижениям подвергаются немцы после капитуляции.

– Мой папа тоже сражался при Сомме, – сообщил Пьеро. – Мама всегда говорила, что хоть он погиб не на Великой войне, именно война его и убила.

Фюрер нетерпеливо отмахнулся:

– Ничего-то твоя мама не смыслила, как я вижу. Умереть во имя победы и процветания Родины – счастье и гордость для любого солдата. Тебе надлежит чтить память отца, Петер.

– Но он вернулся домой совсем больным, – сказал Пьеро. – И делал очень плохие вещи.

– Например?

Пьеро не хотелось даже вспоминать о поступках отца, и, начав перечислять худшее, он говорил очень тихо и смотрел в землю. Фюрер слушал с неподвижным лицом и, когда мальчик замолчал, лишь дернул головой: дескать, все это ерунда.

– Мы вернем себе свое, – заявил он. – Нашу страну, наше достоинство, нашу судьбу. Борьба и окончательная победа немецкого народа – именно этим прославится в истории наше поколение.

Пьеро кивнул. Он давно не считал себя французом, а теперь, когда наконец-то подрос и получил две новые формы «Дойче Юнгфольк» большего размера, и вовсе стал настоящим немцем. К тому же, как утверждает Фюрер, вся Европа когда-нибудь войдет в состав Германии и национальная принадлежность вообще перестанет иметь значение.

– Мы будем одним целым, – так он однажды сказал. – Объединимся под общим флагом. – Он постучал себя по руке, по свастике на повязке: – Вот под этим вот флагом.

В тот визит перед отъездом в Берлин Фюрер дал Пьеро еще одну книгу из своей личной библиотеки. Пьеро старательно прочитал вслух заглавие:

– «Международное еврейство». – Он тщательно выговаривал каждую букву. – «Наиглавнейшая беда человечества». Автор Генри Форд.

– Американец, конечно, – пояснил Гитлер, – но природу еврейства понимает. Еврей алчен, еврей стремится к одному – к персональному накоплению богатств. Я считаю, что мистеру Форду следует бросить автомобили и срочно баллотироваться в президенты. С таким человеком Германия могла бы сотрудничать. Я мог бы сотрудничать с таким человеком.

Пьеро взял книгу, стараясь не думать о том, что и Аншель еврей, но совсем не такой, как рисует Фюрер. Книгу он поставил в шкафчик у кровати, а сам вернулся к «Эмилю и сыщикам», неизменно напоминавшим ему о доме.

Несколько месяцев спустя, когда осенний морозец уже прихватывал по утрам траву на окрестных горах и холмах, Эрнст отправился в Зальцбург за фройляйн Браун – она приезжала, чтобы подготовить Бергхоф к одному чрезвычайно важному визиту. Эмме выдали список любимых блюд гостей. Та вытаращила глаза и саркастически бросила:

– Надо же, ну прямо совсем без претензий.

– Да, у этих людей высокие требования, – сказала Ева. Она пребывала в панике из-за того, сколько всего нужно сделать, и расхаживала, щелкая пальцами в сторону прислуги, и приказывала работать быстрее. – Фюрер велел обращаться с ними, как… в общем, как с особами королевской крови.

– А я-то думала, что после кайзера Вильгельма для нас королевские особы пустое место, – буркнула себе под нос Эмма, села и стала составлять список продуктов с ферм Берхтесгадена, которые ей понадобятся.

– Счастье, что я сейчас в школе, – сказал Пьеро Катарине на утренней перемене. – Дома дым коромыслом. Герта и Анге…

– Кто это Анге? – спросила Катарина. По ежедневным отчетам своего приятеля она хорошо знала жизнь Бергхофа.

– Новая служанка, – ответил Пьеро.

– Еще одна? – Катарина скроила гримаску. – Сколько ж ему всего нужно?

Пьеро нахмурился. Катарина очень ему нравилась, но он не одобрял ее манеру насмехаться над Фюрером.

– Ее взяли на замену, – объяснил он. – Фройляйн Браун уволила Вильгельмину.

– А за кем же теперь Фюрер гоняется?

– В доме с раннего утра переполох, – продолжал Пьеро, игнорируя дерзкий вопрос. Он давно пожалел, что посвятил Катарину в историю Гели и рассказал о предположениях Эммы, что Вильгельмина напоминает Гитлеру эту несчастную девушку. – Все книги подоставали с полок и протерли от пыли, лампочки повывинчивали из патронов и тоже протерли, а постельное белье перестирали, высушили и выгладили, чтобы было как новенькое.

– Столько возни, – изрекла Катарина, – и все из-за каких-то дураков.

Фюрер явился вечером накануне приезда гостей и устроил тщательную проверку резиденции, а после, к великому облегчению Евы, поздравил всех с отличной работой.

Наутро Беатрис вызвала Пьеро к себе в комнату – хотела убедиться, что форма «Дойче Юнгфольк» сидит на нем как подобает и его вид соответствует требованиям хозяина.

– Идеально, – одобрила тетя, оглядев мальчика с головы до ног. – Ты так быстро растешь, я боялась, что форма уже опять коротка.

Раздался стук, и в дверь заглянула Анге.

– Простите, фройляйн, – начала она, – но…

Пьеро повернулся и, подражая Еве, раздраженно щелкнул пальцами и указал на коридор.

– Выйди, – велел он. – Мы с тетей разговариваем.

Анге разинула рот и оторопело на него посмотрела; затем вышла и тихо притворила за собой дверь.

– Грубо разговаривать вовсе необязательно, Петер. – Тетя Беатрис ничуть не меньше Анге была ошарашена его тоном.

– А почему нет? – осведомился Пьеро. Он и сам сильно удивился, что повел себя так начальственно, но ему это очень понравилось. – Мы с вами разговаривали. Она перебила.

– Но это невежливо.

Пьеро был не согласен и не скрывал этого.

– Она служанка. А я – член «Дойче Юнгфольк». Я ведь в форме, тетя Беатрис, вы же видите! Она должна оказывать мне уважение, и не меньше, чем солдату или офицеру.

Беатрис встала и отошла к окну. Она долго смотрела на вершины гор и проплывающие белые облака, упершись ладонями в подоконник, как будто пыталась унять гнев и не потерять самообладание.

– Возможно, тебе не стоит проводить столько времени с Фюрером, – обернувшись наконец и взглянув на племянника, сказала она.