Книга Гонка по кругу - Евгений Шкиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это из-за отсутствия света. Цвет поменялся из-за резкого снижения пигментации, – Феликс равнодушно пожал плечами, – такое бывает. Была русая, стала седая.
Кухулин осмотрелся. С трибуны для почетных гостей с любопытством наблюдали за препиранием сталкера с бюрократом. Да и вокруг тумбочек уже собралась толпа, из которой слышались одобрительные смешки, когда Фольгер в очередной раз находил, что ответить ганзейскому буквоеду.
– И ей двадцать восемь лет, – чиновник с укором посмотрел поверх очков на Феликса, – да вашей Агнессе не больше шестнадцати… ну, восемнадцать от силы.
– Перестаньте делать комплименты моей напарнице! – строго сказал Феликс. – Я понимаю, понравилась вам женщина, решили приударить за ней, возраст снизили, но давайте вы эти ваши адюльтеры будете разводить после Игр, если вы, конечно, докажете, что являетесь чистокровным арийцем. Если сможете доказать – даю вам гарантию, гауляйтер Вольф вас лично обвенчает.
Позади Кухулина кто-то громогласно захохотал, а следом засмеялась вся толпа, и даже чопорные гости, сидящие на трибуне, заулыбались. И только дама в вечернем платье с толстощеким ребенком на коленях неодобрительно покачала головой.
– Господин Фольгер, – с резкими интонациями произнес чиновник, – вы думаете, что сейчас издеваетесь надо мной? Нет, вы глумитесь над Содружеством Станций Кольцевой линии в моем лице и рискуете получить полугодичный запрет на посещение территории Содружества. Даже транзитом.
– Ни в коей мере я ни над кем не издеваюсь, – возразил Феликс, – я просто констатирую факты. И если вы откажете в регистрации команде из Четвертого Рейха, то это будет верным признаком преследования инакомыслящих по политическим мотивам. Где ж знаменитая ганзейская свобода?
Чиновник открыл рот, чтобы еще раз осадить зарвавшегося сталкера, но неожиданно взгляд его устремился куда-то вперед, он резко поднялся из-за тумбочки и вытянулся по струнке. Кухулин обернулся посмотреть, куда глазел бюрократ. К трибуне в сопровождении двух автоматчиков направлялся грузный, наголо обритый старик в очках и в красивом черном костюме с галстуком. Кухулин сразу догадался, что это какая-то весьма важная шишка как минимум местного значения. И словно в подтверждение его мыслей из толпы выскочила худощавая женщина в синей кофте, клетчатом шерстяном платье, с платком на голове. Было ей, наверное, лет пятьдесят.
– Господин начальник станции! – прокричала она, наткнувшись грудью на жесткую ладонь телохранителя. – Сын мой, Олеженька… милосердия прошу, господин начальник станции…
Старик остановился и, лениво повернув голову, недобро посмотрел на просительницу.
– Сколько раз вам говорить, – хрипло произнес он, – здесь территория закона. А сын ваш украл сто граммов грибного чая, и не какого-то, а привезенного с ВДНХ, за что и получил год исправительных работ. Повыгребает нечистоты – прибавится ума. В других государствах метрополитена его давно бы уже к стенке поставили, так что радуйтесь и оставьте меня наконец в покое, пока не вылетели с Кольцевой линии за действия, направленные на подрыв авторитета власти.
– Но, господин начальник станции… – жалобно, но уже без всякой надежды проговорила женщина.
– Я все сказал! – грубо рявкнул старик и продолжил свой путь к трибуне.
Дородный телохранитель небрежно впихнул худощавую просительницу в толпу, отчего та, охнув, чуть не повалилась навзничь.
Старик остановился возле тумбочки, поправил очки и осведомился:
– Что-то не так?
– Господин начальник станции, – прокашлявшись, заговорил чиновник, – тут у нас проблема. Заявку на участие в Играх подала команда Четвертого Рейха. Однако в паспортах двоих из них имеются несоответствия…
– Рейх решил поучаствовать? – удивился старик. – Впервые за четыре года?
– Да, – кивнул чиновник, – но тут проблемы с документами…
– Зарегистрируйте их, – перебил подчиненного начальник станции. – Когда еще такое случится? Раз уж из Рейха к нам прибыли – значит, интересные получатся бега. Получше крысиных.
– То есть на несоответствия можно закрыть…
– Я все сказал!
Кухулин умел извлекать информацию из самых разнообразных источников и делать соответствующие выводы. Взгляд его бродил по стенам с надписями и агитационными плакатами, уши ловили случайные обрывки фраз, нос вбирал почти неразличимые запахи. Так из лоскутков складывалась цельная картина нового, неизведанного подземного мира метро. Каждый мир издавал свои звуки, имел свой цвет и запах, свою душу. Но он никогда не был однороден, как смарагд с равномерно распределенным, насыщенным цветом.
Сейчас Кухулин находился в Ганзе, и у Ганзы была своя аура, а какие-нибудь Красная Линия или Полис, безусловно, имели другие особенности, свойственные только им запахи и оттенки. Но было между всеми этими фракциями и нечто общее. Кухулин видел нищую радиальную Павелецкую; теперь перед его взором предстала богатая и немного надменная тезка. Вроде совершенно разное, но все же – одно. От всех жителей метро пахло… пахло…
«Сумрачной слепотой! – вдруг пришла неожиданная мысль. – Да, именно сумрачная и именно слепота».
Действительно, ослепление бывает разным. Когда волею случая Кухулин оказался в Десяти Деревнях и, взяв на себя роль святого избавителя, поднял знамя революции против тирана, люди слепо шли за ним. Но они были ослеплены ярким светом мечты, пускай кровавым и беспощадным, но все же осознанным желанием очистить свой мир от скверны несправедливости и угнетения. А здесь… сплошной сумрак. Люди недалеки и незрячи, как и везде, но здесь подавляющее большинство даже не пытается хотя бы на ощупь вырваться из подземных лабиринтов безнадежности. Будто за пределами метро и нет никого и ничего, будто вся вселенная сжалась до пределов десятков станционных лежбищ и туннельных норок, соединяющих их.
Так что прав начальник станции, сравнивая крысиные бега с человеческими Играми. Он ведь большой любитель подобных забав, этот лысый старик. Кухулин видел насквозь надменного павелецкого босса, к тому же умел составлять представление о людях из обрывков фраз случайных прохожих, – а они только и болтали о том, что начальник – великий знаток беговых грызунов… а значит, и людей, разменявших свое зрение на погоню за выгодой.
Когда, наконец, окончились все бюрократические процедуры, вооруженный автоматом охранник препроводил Фольгера со спутниками к вагону метро, разделенному на несколько гостиничных номеров.
– До начала жеребьевки желательно не общаться с другими участниками, – сообщил он. – Все ваше оружие вам выдадут на старте согласно расписке.
Гостиничный номер представлял собой небольшую клетушку с маленьким топчаном, на котором не каждый мужчина сможет вытянуться в полный рост.
– Что ж, – Фольгер уселся на топчан, – до начала соревнований еще несколько часов. Полагаю, вы сдержите свое обещание и поможете мне поймать девушку. А я останусь верен своему слову, покажу кремлевские звезды. Уж не знаю, зачем это вам, но я помогу, самому интересно.