Книга Призрак Адора - Том Шервуд

Не без усилия оторвав взгляд от коллекции, я поднял глаза и увидел, что сэр Коривль умоляюще смотрит на раздувшегося от важности Ноха. Я вопросительно поднял брови и коротко спросил:

– Что такое?

Нох бочком подобрался ко мне и липким и сладеньким голосочком заворковал:

– По моему бедному разумению, милорд, сэр Коривль предложил выход из создавшейся ситуации, не лишённый, на мой взгляд, здравого смысла.

– И в чём этот его здравый смысл? – подозрительно спросил я.

– Он предлагает внести объявленную сумму, – старичок повёл ручкой над столом, – в королевскую казну в счёт покрытия расходов на борьбу с преступниками и негодяями. А фальшивые деньги, полученные от команды Хаузена, уничтожить, как будто их и не было.

– Ка-ак?! – грозно вскричал я. – Но они действительно фальшивые, вы убедились?

– Действительно, убедился, – врал вдохновенно старик.

– Так ведь на это есть твёрдый закон!

– Но и пополнение королевской казны, милорд… Такой суммой… И если учесть обстоятельства…

– Какой такой суммой?

Нох трепетной ручкой подал мне лист бумаги с написанной на нём цифрой.

– Двести семьдесят две тысячи семьсот пятнадцать фунтов стерлингов, – прочёл я вслух, и опешил, и онемел. Место в английском парламенте стоит три тысячи фунтов, а тут…

– И ещё около пятидесяти тысяч – золото и камни, и коллекция часов примерно на…

– Минутку! – остановил я его. Помолчал. Подумал. – А фальшивые – расплавить, как будто их и не было?

– Так, так, расплавить.

– Остальные деньги вы предлагаете поделить на две равные части – одну в королевскую казну, вторую – мне, то есть в бюджет тайной полиции?

Я нахально смотрел на него, и сэр Коривль с мольбой смотрел на него, а старый плут Нох недовольно смотрел на стол и кучу денег на нём.

– Да, – наконец промямлил он. – Тайная полиция половину может забрать себе.

– Тогда одно уточнение, – вкрадчиво сказал я.

– Что? Что? Какое? – вскинулся Нох встревоженным воробушком.

– Часы мы в общей сумме учитывать не будем.

– Кому же они… Тогда…

– Никому. Часы останутся здесь.

– Простите, милорд, я не совсем понимаю…

– Я объясню. Коллекция, а особенно такая вот редкая, имеет право на собственную жизнь. Вот, взгляните на неё. Ей всё равно, что у хозяина сердце преступника! – я грозно обернулся к растерянному сэру Коривлю, красному, недоумевающему. – Ей важно, чтобы в этом сердце нашлось по капле любви, заботы и восхищения. Тогда коллекция будет жить и восполняться. А если отнять этот предмет у заботливого и трепетного хозяина – его тут же разворуют, растащат, умрёт красота, и я – знайте вы, казначей, я не подниму на неё руку!

Тускло блестело золото. Раззявил немую пасть ограбленный камин. Мёртвой змеёй свисала цепь. Повисла тишина, пронзительнее и трагичнее которой не знал, наверное, этот кабинет.

– Не стану спорить с вами, милорд, – загробным полушёпотом проскрипел Нох, страдальчески заламывая руки.

– Вы слышите, сэр Коривль, – обратился я в другую сторону. – Поручаю предмет вашей страсти вашим дальнейшим заботам. – И, деланно равнодушно отворотясь от стола, своим прежним, усталым и безразличным голосом докончил: – Приберите часы. Они, как и ваша жизнь, остаются сегодня при вас.

Всей своей кряжистой тушей метнулся ко мне сэр Коривль (хорошо, что Бэнсон не видит, – подумал я), – схватил и поцеловал мою руку, и с глубокими и частыми поклонами стал пятиться назад, к столу.

Нох торопливо паковал монеты и золото.

– Сядьте! – сказал я разбитому, с сумасшедшей слезинкой в глазу, хозяину кабинета. – Возьмите новый лист бумаги, перо. Пишите.

– Что писать, милорд? – прошептал, зажав перо в толстых пальцах, сэр Коривль.

– Пишите следующее. Я, ваше полное имя, титул и чин, добровольно передаю сумму в триста двадцать две тысячи фунтов стерлингов представителю королевской тайной полиции, – тут я заметил, что кончик пера вильнул, замер – о, какое нетерпеливое ожидание! – и с внутренней усмешкой, голосом ровным и медленным продолжил: – Имя которого мне неизвестно, для включения в статью бюджета, расходующую средства на борьбу с фальшивомонетчиками. Написали? Далее. Прошу учесть величину моего взноса при рассмотрении моей просьбы о зачислении меня на службу в королевскую тайную полицию. Число, подпись.

– Без пяти двенадцать, – приоткрыв дверь, негромко сообщил Бэнсон.

Я сделал ему знак подождать и задумчиво обратился к сэру Коривлю, принимая от него подписанную бумагу:

– Разумеется, ваша просьба будет принята. Вот только как нам связываться с вами, чтобы не выставлять вас на обозрение лишним глазам?

Он смотрел на меня, приоткрыв рот, с растерянностью и недоумением.

– А вот, – продолжил я бессовестное действо, – ваш секретарь – он не очень болтлив? Нет? Вот и хорошо. Вот через него мы с вами и будем сообщаться. А устным паролем и паролем на любом письме к вам будет (я наклонился к столу и таинственно понизил голос) – слово “хаузен”.

Сэр Коривль вздрогнул и, клацнув зубами, захлопнул рот.

– Теперь вы оставайтесь здесь и, прошу вас, позаботьтесь о часах.

Убедившись, что взгляд и внимание его переместились на коллекцию, я подошёл к Бэнсону и сказал:

– Нужно быстро вынести в карету около трёхсот тысяч фунтов – в монетах и изделиях.

Бэнсону некогда было изумляться. Он кивнул и исчез. Я вышел в приёмную.

АННА-ЛУИЗА

Скажи, Луис, – спросил я, подойдя к окну. – У тебя есть мечта?

– О да, есть. Только это не мечта, а грёза.

– Вот как? В чём же разница?

– Мечта – достижима. Грёза – несбыточна.

– Любопытно, – я повернулся к нему. – У тебя есть мечта, но она несбыточна?

Он секунду помедлил, грустно улыбнулся и пояснил:

– Обычное, в общем-то, дело. Мечту зовут Анна-Луиза. Мы с детства, уже восемь лет, рядом. И хотели бы быть рядом всю жизнь. Но последние два года мы тратим силы на то, чтобы хоть как-то начать отвыкать друг от друга. Отец никогда не отдаст её за меня.

– Потому, что ты чилиец?

– Если бы. Он – разорившийся дворянин и мечтает поправить дела, выгодно пристроив её за богатого мужа. Он легко это сделает. Она непередаваемо мила. Она неземная.

– Потерявшийся ангел, – задумчиво проговорил я.

– Что?

– Так, это я кое-что вспомнил.