Книга До свидания, Рим - Ники Пеллегрино

– Под рок-н-ролл приятно танцевать, – согласился Пепе. – Но когда хочется по-настоящему послушать музыку, прочувствовать ее, опере нет равных. Поэтому я и не понимаю синьора Ланца. У него огромный талант, безупречная дикция и владение дыханием. У меня мурашки по коже, когда я слушаю его пластинки. А он предпочитает петь для Голливуда.

Пепе всегда говорил так уверенно, что с ним трудно было спорить. И все же я не могла не вступиться за синьора Ланца.

– А что в этом плохого? – спросила я.

– Он выбрасывает талант на ветер, – коротко ответил Пепе.

– Зато так его слышит больше людей, – заметила я. – Голливуд дарит голос синьора Ланца даже тем, у кого нет денег на билет в оперу. Да и оперные театры есть не везде.

– Пожалуй, ты права. Но Марио Ланца мог бы стать одним из величайших теноров своего времени, а вместо этого выбрал карьеру кинозвезды. Жаль, что он не родился уродом: тогда бы в Голливуде на него даже не посмотрели.

– А я рада, что синьор Ланца не родился уродом, – со смехом ответила я. – И вообще, не понимаю, чем опера лучше музыки по радио или в кино.

– Просто ты никогда не бывала в оперном театре.

– Я бы хотела сходить, но как-то не было случая.

– Тогда я тебя свожу, – решил Пепе. – Мы вместе сходим на Пуччини в «Театро-дель-Опера».

– Серьезно? – Предложение звучало заманчиво. – Ты правда меня сводишь?

– Хотелось бы мне посмотреть, как ты впервые слушаешь настоящую оперу, – улыбнулся он в ответ. – Тебе наверняка понравятся и сам спектакль, и нарядные зрители в вечерних туалетах и бриллиантах. Поход в театр – особое событие.

– В вечерних туалетах и бриллиантах? – Сердце у меня упало. – У меня ничего такого нет – только одно выходное платье и то, наверное, недостаточно нарядное.

– Никто не заметит, – успокоил меня Пепе. – Все будут смотреть не на тебя, а на сцену.

Тем вечером я не могла думать ни о чем, кроме обещания Пепе. Может, экономка права и у него правда ко мне слабость?

Бетти отдыхала, а я развешивала ее одежду и расставляла баночки с кремами и косметикой. Невольно я начала напевать – еле слышно, почти про себя, но она все равно услышала, открыла глаза и улыбнулась.

– Golden Days. Чудесная песня. У вас счастливый вид, Серафина, – сонно пробормотала она.

– Да, я и правда счастлива.

– Это хорошо, дорогая. Пожалуйста, продолжайте – мне нравится ваше пение. От него становится радостно на душе.

If[30]

Бетти нравилось что-нибудь отмечать. При мысли о вечеринке она сразу приходила в хорошее настроение, начинала улыбаться, и тогда с ней становилось очень весело. Если повода для праздника не было, Бетти старалась его придумать.

– Что-то скучно, – объявляла она. – Давайте праздновать день рождения.

Если дня рождения тоже ни у кого не предвиделось, она со смехом говорила:

– Ну, значит, отпразднуем не-день-рождения.

– А конфеты будут? – всегда спрашивала сладкоежка Элиза.

– Конфеты, торт и мороженое, – отвечала Бетти. – Все, что захотите, ведь это ваш не-день-рождения.

И начинались хлопоты. Пепе принимался печь торт и взбивать крем, а я помогала гувернанткам одевать девочек в тюль и туфельки на невысоких тонких каблучках. Потом мы надували воздушные шары и заворачивали в цветную бумагу комиксы.

Марио тоже не оставался в стороне: пел по-итальянски Happy Birthday и смеялся от души. Он дразнил Элизу, делая вид, будто хочет съесть ее мороженое, и уверял, что на самом деле комиксы подарили ему, а не Дэймону; катал Марка на спине и покрывал личико Коллин поцелуями.

Я никогда не видела Марио таким счастливым, как на этих шуточных вечеринках, в окружении оживленных детей. Глядя на них, я поняла, чего лишены мы с сестрами – такие моменты бывали у других, но не у нас. Я завидовала этим счастливым детям, ведь у них был папа, который ими гордился. Здорово, наверное, чувствовать себя частью настоящей семьи.

Это были самые счастливые мгновения на вилле Бадольо… Увы, мы уже знали, насколько они мимолетны. Едва дети разворачивали подарки и съедали торт, настроение Бетти могло ни с того ни с сего испортиться, а улыбка Марио потускнеть. И тогда я вспоминала, какая же я счастливая, ведь впереди у меня еще много золотых дней – Кармела идет на прослушивание, а Пепе пригласил меня в оперный театр. И пока я снимала плакаты с поздравлениями и убирала остатки пирожных с кремом, мне было почти жаль Бетти, которой приходилось специально выдумывать поводы для радости.

В день прослушивания я тревожилась больше самой Кармелы и страшно суетилась, пока помогала ей собираться. На этот раз сестра воздержалась от излишнего блеска: ногти не накрашены, волосы свободно перехвачены сзади, на лице – ни следа косметики. Я снова одолжила ей платье в горошек. Кажется, теперь оно сидело лучше, и нам понадобилось меньше ваты.

– Пусть я должна изображать уличную певицу, но не желаю впервые идти на киностудию в чем попало, – заявила она, оглядывая себя в зеркале.

– Ты в себе уверена? Хорошо знаешь песню? Достаточно репетировала? – волновалась я.

– Прекрати суетиться. Когда это я плохо знала песню?

Я поправила ей бретельки и отвела с лица непослушную прядь:

– Ничего, что ты будешь петь не перед Марио, а перед синьором Столлом?

– Не понимаю, почему ты не могла попросить его прийти. Решение-то все равно за ним.

– Если все пройдет хорошо, скоро ты будешь петь вместе с Марио Ланца, – заверила я. – Но ты уж постарайся и для синьора Столла, потому что я не знаю, смогу ли устроить тебе другое прослушивание.

Я отпросилась с работы до обеда, чтобы сходить на прослушивание вместе с Кармелой. Почти не разговаривая, мы сели в трамвай и отправились из Трастевере на студию. Перед самым нашим уходом mamma побрызгала запястья Кармелы своими духами, и теперь я время от времени чувствовала в воздухе их аромат. У меня было странное ощущение, будто сестра меняется, взрослеет прямо на глазах.

– А что, если Луизу ди Мео все-таки нашли? Нас прогонят? – спросила Кармела, начиная нервничать.

– Я бы уже знала, – успокоила я сестру. – Не волнуйся. Может, она вообще вернулась домой в Napoli, и мы больше никогда ее не увидим.

При виде меня швейцар дружелюбно кивнул и приложил руку к фуражке, пропуская нас внутрь. Я повела сестру по запутанному лабиринту коридоров.

– Кажется, нам в эту сторону. Еще слишком рано – наверное, придется немного подождать.

Мы полчаса сидели на деревянной скамейке перед кабинетом. То и дело Кармела вскакивала и принималась мерить шагами коридор, больше не пытаясь скрыть волнение.