Книга Проклятие России. Разруха в головах? - Андрей Раев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А бывает, когда человек экономический хочет, но не может сделать это. Уже в XVII–XVIII веках в результате политики «огораживания» миллионы английских крестьян, выброшенные из привычной жизни, устремились в города. Но там они ничего не умели и были не нужны в таких количествах. Похожие процессы вскоре начались во Франции и Германии, а далее — везде. Скорость процесса намного превышала способность рынка к нему адаптироваться. Более того, чисто рыночное решение вопроса означало физическую гибель миллионов. Необходимых рынку (чтобы сделать конкурентоспособный продукт) знаний и навыков люди не имеют, своё «дело» открыть не могут, учиться не могут, поскольку нечем платить за обучение. А коль не могут ничего, «невидимая рука рынка» пытается смести их с исторической сцены. Люди, однако ж, сопротивляются, кто-то работает за гроши, кто-то уходит в криминал, кто-то устраивает восстания. Наконец кто-то изобретает социализм. В 1867 году Карл Маркс выпускает первый том «Капитала». Внушительная книга, но в ней ситуация, сложившаяся в процессе индустриализации и урбанизации, рассматривается как единственно возможная. Более того, вся квалифицированная рабочая сила, которая в классовую схему не укладывалась, была записана в прослойку, помогающую классу капиталистов (собственников) угнетать класс пролетариев (неимущих). С этой точки зрения наши современные российские врачи или учителя помогают капиталистам угнетать, например, работников нефтяной промышленности, имеющих в 5 раз большие доходы. И неудивительно: ситуации, сложившейся во времена Маркса, давно нет. Индустриализация и урбанизация закончены. Любую западноевропейскую страну можно смело называть страной победившего социализма. «Свободный рынок» превратился там в регулируемый, и было создано мощное социальное государство, от которого и не думают отказываться ни левые, ни правые. И в США социальный бюджет превышает военный. Другие проблемы встали перед миром, и именно они актуальны для России.
Ещё в XIX–XX веках экономику «свободного предпринимательства» терзали «кризисы перепроизводства». И во время этих кризисов колоссальное количество людей, которые хотели предложить рынку всё, не могли предложить ему ничего. Поскольку самый знаменитый такой кризис, Великая депрессия 1929–1933 годов, оказался общемировым, то о локальных кризисах, которые регулярно случались до этого, все тут же забыли. Изучать общемировые тенденции гораздо прибыльнее, чем изучать тенденции местные. Однако люди-то живут каждый в своей местности. Им не легче оттого, что поразивший их кризис не носит характер общемирового. Каждый раз, когда один «экономический человек» добивается успеха, у другого «экономического человека» начинаются проблемы. Если проблемы глубоки, его предприятие банкротится или годами балансирует на грани жизни и смерти. По теории люди должны увольняться с плохого предприятия (если их ещё не уволили) и переходить на хорошее. Так оно и происходит, если людям ничто не мешает. Но в реальности чаще всего помех бывает много. Например, случился общеотраслевой кризис, пусть даже и ведущий к прогрессу (начали освещать электричеством, потребность в керосиновых лампах резко упала). Значит, надо менять профессию, но это дело небыстрое, а надо как-то жить, пока не приобретёшь новую квалификацию. Ещё хуже, когда такой кризис приобретает характер территориального. Единственный крупный завод в городе (градообразующее предприятие) закрывается. Тут страдают уже не только его работники, но и работники всех обслуживающих предприятий — от дворников до продавцов и врачей. Надо ехать в другой город. Но здесь дом и хозяйство, возможно «дело», а там никто не ждёт, в бараке можешь места не найти. Образуется депрессивная зона, которая десятилетиями может пребывать в таком состоянии. Любители либерализма всегда утверждали, что не беда, рынок всё отрегулирует, ведь в зоне дешёвая рабочая сила, там скоро новое предприятие построят. Но не строят. И неудивительно. Надо выпускать лампочки или автомобили, но в этой зоне этого никто не умеет (там ведь только керосиновые лампы делали). Инфраструктуры нужной нет. Самая активная часть населения уже уехала (если кризис продлился хотя бы 3–5 лет). Расцвели преступность, болезни, пьянство. Корпуса старого завода не сто#ят ничего. Гораздо дешевле построить новые корпуса в хорошем месте.
А что, если в стране таких отраслей и таких территорий — больше половины?
И вот теперь оставим далекого Адама Смита. Смешно же его обвинять в том, что он не мог всё предвидеть.
Вернёмся в Россию. Наш русский дом похож ли на другие европейские, например, дома? Увы, совсем нет. С какой стороны мы ни взглянем на него, мы явственно увидим следы расслоения территориального, национального, имущественного. При этом почти не просматривается расслоение культурное, что и удерживает всю конструкцию от разрушения.
Сначала бросим взгляд национально-территориальный. В нашем 89-квартирном доме, в двух квартирах живут богачи по имени Москва и Петербург, ещё в 15 квартирах — люди вполне зажиточные, ещё в 25 — люди среднего достатка, а в остальных — бедняки вплоть до нищих. У них общий управдом, общее водоснабжение, канализация и свет. Если на 10-м этаже прорвёт сгнившую трубу, то первые 9 этажей зальёт, невзирая на имущественное положение. Попытка применить к этому дому либеральный подход привела к тому, что Чечня дала настолько нелиберальный ответ, что мало никому не показалось. В этом доме богачи не могут ни выехать, ни избавиться от бедных соседей, которые не имеют денег починить канализацию (а потом дерьмо течёт на головы богачам). Чеченский урок оказался настолько убедительным, что управдом теперь платит дотации всем беднякам. При этом у него уже хватает сообразительности понять, что бедняки не вымрут и не уедут, но пока не хватает её же понять, что само собой всё не исправится, что нужна сильная региональная политика и большие деньги под неё. И что лучше заплатить эти деньги, чем терпеть загаженную парадную, отключающееся электричество и неизвестную жидкость, периодически текущую с потолка. Кстати, несколько квартир объединились, но это не меняет ничего. Однако кто же мешает оказать современную рыночную поддержку депрессивным регионам, а не кормить их дотациями, как при социализме? Самый простой ответ — Кудрин и Греф (теперь Набиулина). То ли они дураки, то ли враги народа. Но вот в этом позвольте усомниться. Они же министры, сами законов не принимают. И свободные экономические зоны в России создавались не раз. Если освободить от налогов на 5 лет любое предприятие, появляющееся, например, в депрессивном городе Иваново, то там как грибы после дождя начнут появляться не реальные предприятия, а конторы новорожденных фирм, в которых чудесным образом будет аккумулироваться прибыль финансовых и промышленных гигантов. В 90-е годы такие места называли чёрными дырами экономики. Так ЮКОС, и не только он, уводил свою прибыль от налогообложения через свободную экономическую зону Байконур. От таких действий бюджет рушится, а промышленный подъём почему-то не наступает. И чем принципиально отличается капиталист в свободной экономической зоне, который нефть дёшево покупает и дорого продаёт, от нефтяного трейдера на Лондонской бирже? Да ничем. Можно, конечно, на виды производимой продукции устанавливать ограничения. Но и тогда будет нетрудно купить задёшево почти готовую машину, прикрутить к ней ручку и продать задорого, но уже без уплаты налогов. Можно, конечно, дать денег чиновникам, чтобы они построили в депрессивной зоне новое предприятие. Да вот беда, депрессивная зона обычно становится депрессивной после закрытия неконкурентоспособного предприятия, тоже когда-то построенного другими чиновниками. Что же, у нас совсем нет чиновников, способных строить конкурентоспособные предприятия? Есть, конечно. Но немного их, всё-таки это непрофильный для них вид деятельности. Да и те, что есть, все заняты на спасении Автовазов и создании Суперджетов. Остаётся только частно-государственное партнёрство в создании новых производств в депрессивных зонах. Да под жёстким контролем, чтобы не разворовали всё. Да с контролем на каждом этапе, чтобы с авансом не сбежали. А вот это уже задача не для Кудрина и Набиулиной. Придётся новые структуры создавать.