Книга Сталин и деньги - Арсений Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так прошло около года. Вдруг неожиданно меня пригласили в Центральный Комитет партии и предложили занять пост народного комиссара финансов РСФСР. Я ответил, что не чувствую себя готовым занять столь высокий и ответственный пост. Попутно заметил, что вообще не совсем понимаю, почему существует это учреждение: Российская Федерация составляет большую часть СССР, деятельность союзного и республиканского наркоматов переплетается, они дублируют друг друга. Мне ответили, что вот и хорошо: я смогу заняться перестройкой дела в нужном направлении, и предложили еще подумать.
Пошел в горком ВКП(б). Очень просил оставить меня на партийной работе, которую успел полюбить. Вскоре меня избрали членом бюро Московского горкома ВКП(б), и я вроде бы уверился в том, что просьба учтена и новое назначение не состоится. Но я ошибался. Через несколько недель в моей жизни произошли перемены.
Еще в 1935 году, когда я занимался финансовыми проблемами Бауманского района, мне приходилось не раз бывать на заседаниях или же со служебными сообщениями в Московском городском финансовом отделе и в Наркомате финансов СССР. Там я познакомился с народным комиссаром Григорием Федоровичем Гринько. По-видимому, у него сложилось во время наших встреч неплохое впечатление обо мне, ибо он тогда же предложил мне перейти на работу в наркомат в качестве начальника одного из ведущих управлений. Многие из сотрудников этого учреждения, давние мои знакомые, отзывались о Гринько очень хорошо и советовали принять предложение. Да и мне самому импонировало в нем то, что за годы его работы на посту наркома, который он занял после Н. П. Брюханова в 1930 году, возглавлявшееся им государственное учреждение резко улучшило свою деятельность и добилось важных успехов. Кредитная реформа 1930–1932 годов тоже была проведена при активнейшем участии Гринько. Я понимал, что предо мною открываются новые перспективы. Однако любовь к коллективу бауманцев пересилила, и после некоторых колебаний я отказался.
Правда, порой мне казалось, что и приобретенный мною жизненный опыт, и образование рано или поздно заставят меня вернуться на работу в финансовые органы. Так и получилось.
Однажды поздно вечером, когда я был уже дома, раздался телефонный звонок. Звонили из ЦК ВКП(б). Мне предложили немедленно приехать в Кремль по вызову Генерального секретаря Центрального Комитета партии И. В. Сталина. И хотя мне незадолго до того рассказывали в горкоме партии, что И. В. Сталин интересовался моей работой, все равно вызов к нему был очень неожиданным.
Теряясь в догадках и предположениях, садился я в автомобиль. Главное, что меня заботило, – как вести себя, как держаться в кабинете Сталина? Раньше я видел его только на портретах либо издали во время торжественных заседаний и на трибуне Мавзолея на Красной площади. Никогда не думал, что придется по какому-то поводу встретиться с ним лично, и очень волновался…
Рядом со Сталиным, ни разу не присевшим, стояли еще несколько членов Политбюро, а меня хозяин кабинета усаживал, как гостя, на диван. Естественно, я не счел возможным говорить с ним сидя, хотя Сталин несколько раз затем повторял это свое приглашение. Так мы и простояли на протяжении всей беседы.
Разговор шел о должностных назначениях. Назывались знакомые мне фамилии. Затем меня спросили, не в нашем ли районном комитете партии состоит на учете Кругликов. Последнего я знал по его прежней работе в Наркомтяжпроме. Но, когда его назначили председателем Правления Государственного банка СССР, он перевелся в парторганизацию Коминтерновского района Москвы. Сообщив об этом и не ведая еще, что названный пост в то время оказался уже вакантным, я полагал, что меня прочат в заместители к Кругликову, и тут же приготовился отказаться, ссылаясь на то, что я финансист, а не кредитник. Каково же было мое удивление, когда я вдруг услышал от Сталина: «Мы хотим назначить вас председателем Правления Госбанка. Как вы на это смотрите?»
В банках я никогда раньше не работал. Нескольких предыдущих председателей Правления, очень толковых людей, постигла неудача, и они были смещены. Между тем они обладали большим опытом, отлично знали кредитное дело. И вдруг такой пост – мне! Я поблагодарил за предложение и прямо заявил, что из меня председателя не получится: в системе банковской я никогда не работал, а пост чересчур ответственный. Как выяснилось, Сталин предварительно ознакомился с моим послужным списком и теперь заметил:
– Но вы окончили финансово-экономический институт, обладаете опытом партийной, советской, финансовой деятельности. Все это важно и нужно для работы в Госбанке.
Я почувствовал себя чрезвычайно неловко: не ценю, мол, оказываемого доверия, к тому же отнимаю время у руководителей партии и правительства. Тем не менее я продолжал отказываться, приводя, как мне казалось, убедительные аргументы. Я сказал, что учился в институте на финансовом факультете, где готовят экономистов, знакомых с бюджетом и финансовым планированием, но не с кредитно-банковским делом. Сталин в ответ начал высмеивать такое деление подготовки специалистов и заметил:
– И банковские, и финансовые работники проходят в основном одинаковые науки. Если и имеются различия, то только в деталях. На практике все это можно почерпнуть из ведомственных инструкций, да и работа сама научит.
Разговор затягивался. Мы касались и других вопросов. Наконец моей «мольбе» вняли и спросили, кто, на мой взгляд, годится на этот пост. Я попросил разрешения подумать и сообщить несколько имен в течение трех дней, что и было потом сделано. Но, судя по состоявшемуся затем назначению, обошлись без этих лиц. Вероятно, дело решили раньше. А в тот момент со мной распрощались, и только под конец беседы Сталин бросил реплику:
– Ведь вы около четырнадцати лет находились на финансовой работе?
Обдумывая эту фразу по дороге домой, я решил, что вопрос еще не исчерпан. Действительно, в сентябре 1937 года меня назначили заместителем народного комиссара финансов СССР.
Наркомом финансов СССР был в то время видный советский государственный и партийный деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б), заместитель Председателя Совнаркома СССР Влас Яковлевич Чубарь. Первые же недели нашей совместной работы и делового знакомства внушили мне огромное уважение к Чубарю. Это был скромный, спокойный и выдержанный человек, обладавший эрудицией и опытом. За те четыре месяца, что мы почти ежедневно виделись в наркомате, мне ни разу не пришлось услышать от него в чей-либо адрес сколько-нибудь резкого выражения, не говоря уже о грубости. Прежде чем решить вопрос, Чубарь всегда выслушивал мнение других, особенно лиц, готовивших конкретные материалы. В то же время он никогда не прощал нерадивости, небрежности, не терпел формального отношения к государственным интересам, не выносил нарушений трудовой дисциплины. Требовательный к себе и другим, неизменно принципиальный, он строго взыскивал с тех, кто не проявлял партийного подхода к делу.
Наркомом он стал летом 1937 года. Неся на себе большую нагрузку еще и в Совнаркоме, где он трудился весь день как заместитель Председателя СНК, Чубарь бывал в нашем наркомате преимущественно по вечерам. А в течение дня разрешение основной части вопросов, не требовавших немедленной подписи наркома, сразу же легло на меня. Наверное, никогда ранее не работал я так напряженно, как осенью того года, и, вероятно, не справился бы с обязанностями, если бы не ровное, теплое отношение и неизменная помощь со стороны Власа Яковлевича. Он неоднократно говорил мне: