Книга 1991. Измена Родине. Кремль против СССР - Лев Сирин

Поразительно, но абсолютно все знавшие или не знавшие, работавшие или не работавшие с Горбачевым люди, в том числе и сохраняющие по сей день с ним теплые отношения, утверждают в этой книге, что масштаб личности Михаила Сергеевича не соответствовал стоящим перед ним задачам. Единодушие, согласитесь, показательное. Но ведь отнюдь не обязательно, что сам по себе маленький человек во главе великой державы является фактором ее разрушения. История знает немало примеров, когда посредственный правитель по крайней мере не мешал жить вверенному ему государству, а некоторые, окружив себя толковыми помощниками и не связывая им руки, даже умудрились остаться в памяти потомков как выдающиеся руководители. Лучший друг Михаила Сергеевича покойный президент США Рональд Рейган, например, как известно, начинал утро с рассматривания комиксов, тяготился бумажной рутиной, порой засыпал на заседаниях, однако ж благодаря ему словарный запас американцев обогатился термином «рейганомика», а «холодная война» вконец измотала главного врага Америки – СССР. А все потому, что бывший артист Голливуда Рейган знал свое ритуальное место в политической элите США, а реальную работу за него делали высококвалифицированные помощники. Да, лавры доставались Рейгану, но не мешать подчиненным – это тоже талант начальника.

Горбачева такая ситуация категорически не устраивала. Вернее, пожинать плоды успеха он был не прочь, но передоверить бразды правления страной (пусть и частично) кому бы то ни было не мог генетически. Вспомните многочасовые телетрансляции заседаний Верховного Совета СССР под председательством Горбачева. Складывалось ощущение, что у первого лица Советского Союза вагоны времени, а нудная говорильня для него просто лекарство от скуки. В предыдущей главе читатель уже узнал мнение председателя Гостелерадио СССР Леонида Кравченко по поводу того, что Горбачев, словно наркоман дозы, всякий раз жаждал получить свой кусочек популярности за любое начинание в экономике, в политике, в чем угодно. В результате оттирал от руля инициативных подчиненных, чем губил дело. Есть в этой странной приверженности покрасоваться рядом с новостроем даже в ущерб самому строительству что-то патологическое. Надеюсь, когда-нибудь медики скажут свое слово.

Но болезненное тщеславие Горбачева было хоть и бедой для СССР, но не главной, приписывали же все победы социализма одному Леониду Брежневу, который, правда, в отличие от Горбачева в процесс достижения этих побед не вмешивался, а значит, и не мешал. Фатальным для Советского Союза оказался реформаторский зуд последнего генсека, помноженный на его слабый характер. Почему бывший комбайнер, провинциал, проживший всю жизнь (за исключением учебы в вузе) в Ставропольском захолустье пусть и не последним человеком, с ходу в карьер взялся переделать великую державу? Отчасти ответ на этот вопрос я уже дал в предисловии к предыдущей главе: психология представителей позднего кремлевского ареопага была такова, что их личные качества (талант, сила воли, мудрость и т. д.) зачастую не только не были пропорциональны занимаемым ими должностям, но еще и само собой подразумевалось, что чем просторнее начальственный кабинет, тем бо€льшими стратегическими достоинствами наделен его обладатель. Говоря проще, имелось в виду, что умнее человека (причем во всех смыслах), чем тот, что сидит в кабинете генсека, в стране нет, чуть менее умный занимает кресло председателя правительства, еще менее умный руководит министерством и так далее, ну а если самое высокое кресло в стране займет новый человек, значит, быть ему и самым умным. То есть само кресло руководителя сверхдержавы стало моральным основанием для Горбачева начать ее перестройку.

Оставим для соответствующих глав детали бессмысленных попыток Горбачева подчинить себе гласность и его бессистемного шараханья в экономике, когда Горбачев, словно бегемот в болоте, беспокойно ворочался, самогубительно расплескивая воду, и обратимся к главной мысли: а был ли у Михаила Сергеевича умысел развалить Советский Союз. Думаю, что Горбачев раньше всех понял, что появились ранее не виданные центростремительные силы, способные унести в тартарары великую страну, а поскольку никаких реальных, а не на словах попыток воспрепятствовать этим процессам он лично не делал, то, конечно, обвинить раннего Горбачева как минимум в преступной бездеятельности и халатности можно и нужно. Но точку на этом, однако, ставить рано. Ибо к концу существования СССР роль Горбачева в разрушении страны кардинально меняется: Горбачев начинает прикладывать определенные усилия для того, чтобы иные коллеги во власти не препятствовали разрушению державы. Ниже читатель ознакомится с пронзительно искренним рассказом второго человека в стране, Председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова, о том, как его «ушел» из власти Горбачев. А ведь Николай Иванович был серьезным противовесом Ельцину, то есть нейтрализовывал будущего могильщика СССР в его переговорах с Горбачевым – сказывалась совместная работа Рыжкова с Ельциным в свердловские времена.

Кстати, именно Ельцина, а не Горбачева некоторые часто обвиняют в развале Советского Союза, тем самым обеляя Михаила Сергеевича. Полноте. Да, формально Беловежские соглашения были инициированы Борисом Николаевичем, но если бы не Горбачев, не было бы и Ельцина, вернее, не было ты того Ельцина, которого мы знали в конце 1980-х – начале 1990-х: прущего, словно танк, на бастион под названием «целостность страны». Сегодня Михаил Сергеевич кокетливо сокрушается, что не отправил в свое время первого секретаря МГК КПСС Ельцина послом в далекую страну, а сделал министром, а потом и вовсе допустил в Председатели Верховного Совета РСФСР. Знал бы, мол, чем все обернется, упек бы раздухарившегося партийца куда Макар телят не гонял. Не будем, однако, спешить верить вдруг «прозревшему» Горбачеву. Юрий Прокофьев, бывший партийный босс Москвы, расскажет в этой главе, как на собраниях партийного актива горкома генеральный секретарь пугал столичных коммунистов тем, что, если они будут плохо себя вести, он вернет опального Ельцина. Вот вам и разгадка, почему Борис Николаевич, поднявший партийный голос аж на самого Михаила Сергеевича, не уехал послом в Гвинею-Бисау или на Острова Зеленого Мыса, а занимался партийным диссидентством.

Но если в 1987–1988 годах Ельцин был более-менее под контролем Горбачева, то отчего же Михаил Сергеевич терпел Бориса Николаевича во власти в 1990—1991-е годы, когда партийный диссидент уже откровенно подсиживал властолюбивого генсека? Автор уверен, что ответ на этот самый интересный с точки зрения развала СССР вопрос дает читателю Леонид Гозман: «Мы стали брать политически связанные кредиты. А политически связанные кредиты, которые вынужден был брать Горбачев, связали ему руки, естественно. И он не мог уже отстаивать ни Восточную Европу, ничего другого». «Ничего другого», конечно, имеется в виду ниспровергатель самого Горбачева – Ельцин. Собственно говоря, в этих словах господина Гозмана, подробнее ознакомиться с которыми читатель сможет в этой главе, и лежит разгадка самогубительного бездействия Горбачева: Европа и Америка дали Горбачеву денег штаны поддержать, но за это потребовали не трогать Ельцина, позволить развалиться Варшавскому Договору, не мешать незаконному обретению независимости Прибалтикой и, наконец, не препятствовать подписанию Беловежского соглашения, то есть сняли штаны с самого Михаила Сергеевича. Обвели вокруг пальца, словно деревенского дурачка.