Книга Великий Тамерлан. "Сотрясатель Вселенной" - Яков Нерсесов

Пушки и мушкеты покончат с эпохой рыцарства. Это будет оружие пехоты. Мушкеты и пики окончательно изгнали рыцарей с полей сражений. Тяжелая рыцарская конница не может прорвать строй выставленных длинных пик. А под прикрытием пикинеров (копейщиков) убойный огонь поведут мушкетеры. Эффективность огнестрельного оружия внушала страх людям, привыкшим к традиционному бою, где все зависело от силы и умения воина. От удара меча и копья можно было защититься, но как защититься от стремительно мчащегося всесокрушающего снаряда?! Целые отряды хорошо вооруженных профессиональных воинов бросались в бегство, завидев, наведенные на них пушки неприятеля, а города сдавались без сопротивления, если защитники их замечали, что враг устраивает позиции для своих бомбард. Любопытно, но в ходе всей Столетней войны французская артиллерия превосходила английскую…

Особого вреда английская артиллерия врагу не нанесла, но напугать-то – напугала! И еще как напугала! Ошарашенные всем случившимся и сбитые с толку, генуэзцы начали перерезать тетивы своих бесполезных арбалетов, бросать их и с тяжелыми потерями отходить. Прямо за арбалетчиками расположились плотными рядами роскошно одетые французские рыцари, верхом на богато убранных конях. Их левым крылом командовал граф Алансонский, правым – Людовик II де Невер граф Фландрский (ок.1304 – 26.08.1346). Распираемое аристократической гордостью, французское рыцарство презрительно – с высоты своего высокородного происхождения и рыцарских седел – наблюдало за схваткой генуэзских арбалетчиков и английских лучников.

…Кстати, именно лук и арбалет обусловили построение рыцарской конницы колонной и клином («кабаньей головой», или «свиньей»), которые применялись, чтобы приблизиться к противнику. Обычно клин состоял из 5 – 10 шеренг. Его острие (первая шеренга) насчитывала от 5 до 10 всадников – лучших бойцов в лучшем снаряжении на хорошо обученных конях. В каждой последующей шеренге число воинов увеличивалось на два. На внешних сторонах тоже стояли отборные рыцари. Те, кто по хуже – составляли середину клина. Главным было держать строй: этой задачей «озадачивали» переднюю шеренгу. Каждая последующая шеренга ориентировалась по впереди идущей, т.е. каждая шеренга выступала своего рода ограничителем для следующей за ней. Поскольку тяжелое снаряжение изматывало животное, рыцари старались сохранить силы коней для атаки и до последнего момента ехали рысью, даже шагом. В это время они представляли собой идеальную мишень для лучников и арбалетчиков противника. Именно компактный клин (или колонна) позволяли максимально уменьшить количество людей, подвергаемых риску поражения стрелой и привести их в порядке к фронту неприятеля. Настильная стрельба была опасна только для передней шеренги, а навесная стрельба была малоэффективна, так головы и плечи всадников были хорошо защищены. На расстоянии примерно 100 м от противника клин «растекался» в стороны, для того чтобы как можно больше всадников могло одновременно войти в боевой контакт на всем фронте построения. Образовавшаяся шеренга стремительно скакала на врага с копьями наперевес, готовясь нанести слитный удар силами всего отряда одновременно. Но слишком вытянутый фронт приводил к неизбежному нарушению строя, что в свою очередь, значительно снижало эффективность всей рыцарской атаки. Либо, не перестраиваясь, тяжеловооруженная кавалерия клином врезалась в ряды противника и рыцари, едущие в задних рядах, немедленно «разливались» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявлял свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия.

Они нервно ерзали от нетерпения в свои седлах, пока арбалетчики топтались у подножия склона не в силах преодолеть ливень вражеских стрел. Азартные и заносчивые рыцари французского короля нисколько не сомневались, что уж им-то никто и ничто не помешает сокрушить противника одним первым и смертоносным ударом – броском вперед! Никакая пехота не могла устоять перед их истинно-рыцарским напором. Им не терпелось немедленно атаковать, показать себя во всем блеске геройства! Наступать надо было немедленно, пока не подтянулись главные силы и арьергард и никто не сможет отнять у засидевшегося на застоявшихся конях рыцарского авангарда их законной славы лучшего воинства Европы!

Шел уже пятый (или даже седьмой) час вечера и сумерки уже были не за горами, а французское наступление все никак не могло толком начаться. Разгневанный неудачами своей наемной пехоты, король Франции, повелел: «Перебейте же этот сброд – они мешают нам начать рыцарскую атаку, загораживая путь!» Выдвигаясь вперед, французские рыцари стали избивать и топтать конями свою же пехоту, а дисциплинированные английские лучники по-прежнему методично и точно стреляли в самую гущу французского войска, потерявшего строй в грязном месиве, и ни одна из стрел не пропала даром. Оказавшись под ударом сразу с двух сторон, генуэзцы в целях самообороны открыли стрельбу по французским рыцарям, благо они были рядом и промахнуться было сложно. Это уже был полный бардак! Так, с самого начала сражения бравая рыцарская кавалерия была поставлена в очень невыгодные условия. Ее, истощенную необходимостью пробираться через грязевое болото, толпы и трупы своих нерадивых арбалетчиков, искусственные препятствия («волчьи ямы) и далее вверх по скользкому после дождя склону холма, чтобы вступить в ближний бой, словно косой скашивал не прекращавшийся ни на минуту ливень вражеских стрел. В воздухе стоял резкий гул тетивы, свист и стук вонзавшегося в цель смертоносного железа. Нескончаемый град свистящих стрел с широкими наконечниками не стал особо опасен как для рыцарских кольчуг, так и для входивших в обиход лат с кольчужным сочленением на сгибах, но зато убил и вывел из строя множество лошадей, большинство из которых вообще были едва защищены. Они целыми рядами падали замертво.

…Кстати, стрелы длинного валлийского лука действительно пронзали защитное снаряжение рыцаря, особенно ту его часть, которая не была покрыта металлическими пластинами (в ту пору многие из них уже стали носить кованные латы, прикрывавшие грудь и бока). В то же время, не все стрелы, выпущенные английскими лучниками находили цели, точно так же как не все стрелы, нашедшие цель, пробивали броню надвигающихся французских рыцарей – большую роль здесь играл угол попадания. Зато стрелы хорошо выбивали из-под рыцарей лошадей. Обезумевшие от ран рыцарские кони разрушали строй. А туши погибших животных превращались в дополнительные препятствия на пути следующей атакующей волны конных рыцарей, давая вражеским лучникам шанс отправить в полет больше стрел, что, естественно, еще больше осложняло обстановку для нападающих. А спешенный (потерявший лошадь) рыцарь уже был совсем другой – не столь крупной – мишенью и создавал меньше беспорядка в случае ранения, не говоря уже о лучшей защищенности воинов по сравнению с конями. Если ему и удавалось пережить ливень стрел и достичь английских позиций, то его уже встречали во всеоружии, спешившиеся английские рыцари.

Тяжеловооруженные всадники вылетали из седел, барахтаясь в грязи. Те, кому удавалось подняться, с большим трудом двигались по грязи пешком под опустошительным огнем. Зато стрелы с «шиловидными» наконечниками пронзали броню французов, нанося им огромный урон. Кое-кто из них, скользя и падая по обильно пролитой конской и людской кровью траве, все же добрался до врага, но только на правом фланге, где яростно схлестнулся в ближнем бою с неприятельскими рыцарями и копейщиками. Филипп VI прекрасно видел, что его авангард бездарно гибнет! И тем не менее по мере подхода отставших частей своего бравого воинства, он упрямо бросал его прямо с марша в бесплодные атаки – в самое пекло боя! Ни порядка, ни какой-то согласованности по-прежнему не было. Как результат перед темными рядами профессионально «работавших» молчаливых англичан все росли и росли горы бьющихся лошадей, мертвых тел и умирающих рыцарей. Эта груда окровавленного металла и пронзенной плоти все увеличивалась, препятствуя продвижению вверх по склону тем, кто еще пытался атаковать. Как только свежая группа доблестных рыцарей появлялась на поле, она яростно пришпоривала своих могучих коней, скользивших по вязкой от дождя и крови земле, и нестройной лавиной шла в атаку по телам убитых и раненых, спотыкаясь о них и падая – все с тем же результатом: быть расстрелянной словно куропатки на лету! Но на смену им – а по сути на заклание – уже безрассудно скакала новая волна запальчивых французов, традиционно столь неудержимых в атаке – столь близкой их пониманию природы войны, повышенной самооценке и самосознанию (героизм на поле боя). Отваги и напора французским рыцарям – прекрасно подготовленным индивидуальным бойцам – было не занимать и в течение нескольких часов (!) их беспорядочные толпы, а не единое боевое формирование, продолжали яростно наседать на врага.