Книга Чайная на Малберри-стрит - Шэрон Оуэнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, Дэниел, — произнесла она вслух, хотя была в квартире одна. — Знал бы ты, что на пятилетие нашей свадьбы я хотела отдаться двадцатилетнему водопроводчику с обесцвеченным ирокезом, в клетчатых бондаж-брюках.
Она чуть не разрыдалась от смущения, вспомнив, как он выскочил из кухни, когда вдруг зазвонил телефон.
Рука задрожала, и ей пришлось поставить утюг. Она подошла к зеркалу, висевшему над электрокамином, и посмотрела на свое лицо — лицо тридцатипятилетней женщины.
«Что на меня нашло? Он выписывал квитанцию, а я придвинулась к нему почти вплотную, так что низкий вырез блузки оказался у него почти под носом. Господи прости, но парень был бесподобен. Безупречная кожа. Вот тебе ответ на вопрос, почему люди заводят романы на стороне. Перед такой красотой невозможно устоять».
Она провела рукой по шее. Такая же гладкая, как и раньше. Еще не поздно отдаться сумасшедшим страстям. Или поезд уже ушел?
«Я даже заготовила фразу на прощание… Думала, что скажу ему: „Ты милый мальчик, я тебя не забуду“. Посмотрела на него выразительно, как в старых черно-белых фильмах, когда точно понимаешь, что сейчас герои упадут друг другу в объятия. Глаза в глаза, не отрываясь, не говоря ни слова. Как он испугался! Может, в этом вся моя беда? Может, я веду себя, как в дешевой мелодраме?»
В тот день пронзительный звук телефона вмиг развеял ее чары — Пенни помчалась к прилавку ответить. Звонил сосед ее родителей сказать, что они попали в автокатастрофу. Не могла бы она приехать в госпиталь королевы Виктории, он будет ждать ее там. Мистер и миссис Малдун серьезно пострадали, но это не телефонный разговор.
Онемев от тревоги, вины и страсти, Пенни только кивнула: сейчас же возьмет такси и приедет. Когда она вернулась на кухню, задняя дверь была открыта, а водопроводчик исчез, оставив счет на столе.
Весь следующий год Пенни разрывалась между кафе и родительским домом. Отец и мать умерли друг за другом, с разницей в три месяца, год спустя — за все это время у Пенни не было ни дня отдыха.
Еще несколько лет после их смерти Пенни оплакивала родителей и ей было не до себя.
Это обстоятельство сыграло Дэниелу на руку: как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Он догадывался, что не оправдал ожиданий Пенни, но не знал, как поправить положение. Он был уверен, что жена в нем разочарована, но измениться было не в его силах. Слишком поздно. По ночам во снах ему являлась его мать Тереза. Она всегда смеялась — красивый рот, ярко-красная помада на губах. А потом как удар молнии: священник говорит ему, что мама исчезла неизвестно куда, и дает ему шиллинг. Потом — угрюмая тетя Кэтлин. Он был ей не нужен. Она кормила его черствым хлебом.
Часто он просыпался в холодном поту и потом всю ночь не мог заснуть. Даже когда Пенни умоляла рассказать, что его мучит, он только качал головой и уходил от ответа. Она спрашивала, на что он копит деньги. Но он не мог ей сказать. Он и сам не знал. Он знал только, что, когда был маленьким, тетя Кэтлин сказала, что Терезу сгубила расточительность.
Пенни, перестав гладить, подошла к серванту, взяла фотографию в серебряной рамке и поднесла поближе к глазам: здесь они вместе в день свадьбы. Счастливые улыбки на лицах. Дэниел в хорошем расположении духа и выглядит прекрасно, он был тогда очень загорелым. И сама Пенни светится от счастья. В тот день на ней была красивая шляпка с огромными цветами, вот она — через несколько минут ее сдует в море. На заднем плане Милли, как всегда с сигаретой, чуть-чуть не успела выйти из кадра. На ней розовое платье подружки невесты, которое никак не сочетается с ее волосами. Может, Пенни и Дэниел поженились слишком быстро и, может, Милли права?
— Ах, Дэниел, кто ты? Знала ли я тебя когда-нибудь? — горько произнесла она вслух.
Дорогой Николас, это Бренда!
19 марта 1999 г.
Дорогой Николас Кейдж!
Это Бренда. Бренда Браун из Белфаста.
Я подумала, что надо рассказать тебе, как прошла наша скромная выставка. Довольно неплохо. Бесплатное вино лилось рекой, и все напились так, что голова трещала. Вероятно, у одной из скульптур Тома Райли-Дансита тоже. Она таки треснула. Он пришел в бешенство, а мы умирали со смеху, пока он не видел. Сломанной, скульптура выглядела гораздо лучше. В любом случае он продал все свои чудовища, даже сломанные. Мне ничего продать не удалось. Во всем виновато мое скучное имя. Так мне кажется.
Все же выставка прошла недаром. Я получила милое письмо из одной галереи в Голуэе. Мне предложили выставить у них несколько картин, а потом, может быть, даже устроить мою персональную выставку, так что я собираюсь съездить туда, встретиться с владельцами. Хорошо будет уехать на несколько дней из Большой Коптилки, тем более сейчас, когда мои родители разводятся.
Они решили, что более подходящее время объявить нам о разводе, чем посреди воскресного обеда, трудно придумать. Причины, в сущности, никакой. Им, видите ли, стало скучно друг с другом. Вот что такое наши девяностые. Скучать никто не желает. Насколько я могу судить, им скучно друг с другом уже лет двадцать, но до сих пор никто ни о чем таком не заикался.
Сейчас я и вправду подумываю сменить имя. Как тебе нравится Эмили Фицуильям-Моррис, Анна Коннолли-Смит или Мэри Монтэгью-Скай?
Пожалуйста, пришли мне фотографию с автографом.
Я твоя преданная поклонница.
Искренне твоя,
Бренда Браун
Как только золотые чернила высохли, Бренда опустила письмо в почтовый ящик. Это третье письмо, которое она отослала Николасу Кейджу. Она представляла себе, как он открывает ее письма за завтраком возле бирюзового бассейна в Лос-Анджелесе. Он непременно должен заметить ее письма среди всех остальных. Привлекательные конверты будут выделяться на фоне обычной фанатской почты, которой его, должно быть, заваливают каждый день. Вот он сидит у бассейна, в темных очках и в рубашке с пестрым рисунком. Расстегнутой. Интересно, американцы едят тосты с джемом? Вообще едят тосты? Нет. Скорее всего оладьи с кленовым сиропом. Да, точно. На белой тарелке оладьи с сиропом, а рядом три красных письма с золотыми буквами на конверте. Отрадный образ. Можно будет использовать его на заднем плане следующей картины.
Кружки-подружки
Роза Томпсон, вздохнув, села передохнуть в комнатке позади цветочного магазина. Огромная пачка писем и извещений, несколько неоплаченных счетов. Из хороших новостей: еще полно работы с цветами. Нужно составить десять одинаковых строгих букетов для конференц-зала дорогой гостиницы и не забыть сделать оптовикам заказ на ближайшие месяцы. И после всего ей предстояло вернуться в дом, где она прожила четыре года вместе со своим мужем, Джоном, и забрать вещи. Там еще оставались ее платья, туфли, переросшее сырное дерево, африканский деревянный жираф и тридцать одна книга о том, как ухаживать за цветами и составлять букеты. Не такое уж большое состояние после четырех лет в городе.
