Книга Женщины президента - Ирина Лобановская

Нитками извивались маленькие переулочки, измученные пылью и страдающие от иномарок, которые смотрелись здесь как стиральные машины «Занусси» в чуме коренного жителя полуострова Ямал… В этих закоулочках майская трава без всякого труда, нежно и ласково, в короткие часы пробивала асфальт, чтобы настойчиво заглянуть в серо-зеленые лица прохожих, озабоченных неотложными делами, и безуспешно попытаться заставить обратить на себя внимание, В этих двухметровых в ширину переулочках стояли бывшие особняки — каменные и деревянные. Они еще кое-где сохранились, молча и преданно навсегда впечатавшие в свою память образы, лица, звуки…

Слова и движения, детский смех, поцелуи и отчаянный, надрывный женский плач…

Но Жанна не интересовалась подобной сентиментальщиной. Как и многие другие. Она не дурочка из переулочка…

Зато она хорошо знала все рынки Москвы — жить-то надо! Один раз поплавала летом по реке на катерочке и погуляла в Парке культуры. И в Большом театре была, и в Ленкоме — даже два раза! И наблюдала Москву с высоты Воробьевых гор, не подозревая, как осенью колдовски-медленно, в ритме танго, кружатся в холодеющем, жестком воздухе кленовые, маскирующиеся под песок листья, опускаясь на дорожки, разбегающиеся под площадкой, густо облепленной туристами. Как пахнут эти листья — горечью и прохладой отгоревшего лета, коротенького, как детская память, но всегда упрямо возвращающегося, словно имя твоей первой любви…

Но наполеоны всех мастей, возрастов и народов никогда не интересовались красотой завоеванного города. Он пал — и да здравствует завоеватель!..

Город… Подумаешь!.. Что это такое?.. Жанна усмехалась.

Впрочем, сначала он ей даже понравился. На какое-то короткое время влюбил в себя и затянул в суету и непривычный ритм, избаловал поездами метро и вкусным мороженым на каждом углу Жанна лизала вафельные стаканчики и осматривалась вокруг. И довольно быстро хорошо осмотрелась, Грязные дома да пыльные проспекты… Разбитые мостовые… Настырная реклама… Опасные темные дворы и подъезды… А еще казино, бары, рестораны, парковки дорогих, искрящихся округлыми боками авто и крутенькие молодые бизнес-мужи… К сожалению, мужи чужие. Хотя нацеливались на них многие. Это действительно лакомый кусок, который ой как нужно отломить для себя!

Недавно новая иногородняя менеджерша Нина умоляла найти ей мужа-москвича с квартирой. Ниночка была крупноглазая девочка с большой, красивой грудью, всегда выставленной напоказ в боевой готовности — товар надо показывать лицом! — но странно и нехорошо контрастирующей с бесцветной мордашкой. Пышная Нинина грудь могла растревожить души многих, но, видимо, не настолько, чтобы отдать в Ниночкино распоряжение столичную жилплощадь, выраженную в строго определенных квадратных метрах. Нина страдала от непонимания и мучилась от личной нереализованности. Жанна тоже.

— Девочки, мне все равно какого! — твердила Нина. — Лишь бы можно было к нему прописаться!

А дальше я сама разберусь!

— А если алкоголик? Судимый? Страшный, зеленющий и заплесневелый, как коряга болотная? — с детским интересом выспрашивала Юлька.

— Девочки, мне совершенно все равно! — повторяла обездоленная провинциалка. — Лишь бы с квартирой…

Но Жанне было далеко не все равно.

* * *

В «Метрополе» Юлька никогда не была, поэтому, заложив руки за спину, оглядывала дневной полупустой зал с младенческим неуемным любопытством.

Чуточку позже ее внимание переключилось на стол, заставленный всевозможными закусками.

Два элегантных седовласых грузина, сидящие в темном уголке, внимательно, со знанием дела, присматривались к Юльке. Но, увидев угрюмое лицо огромного Тарасова, не сулящее ничего хорошего, мгновенно сменили объект наблюдения. Юлька их словно не заметила.

— А как ты будешь пить за мое здоровье? — спросила она. — Ты же за рулем!

— Один глоток, — пробормотал мрачный Тарасов. — Я вообще не люблю… И рестораны тоже…

Только ради тебя!

— Мне нравится эта формулировка! — объявила Юлька, с аппетитом набрасываясь на семгу. — Не хмурься! Ты вообще — золотой муж! Не пьешь, не куришь, все деньги — в дом… Ух ты, какой салатик!

Шик!.. И дочку любишь!

Артем возражать не стал, хотя Настя подобную точку зрения никогда не разделяла.

— Почему ты ничего не ешь? — Синеглазик быстренько и со вкусом опустошила две тарелки.

— Не хочется… — вяло пробурчал Артем, не отрывая от нее глаз. — Можешь съесть и мои порции…

— А зачем же ты тогда заказал на двоих? — укорила экономная Юлька. — Обошлись бы меньшим количеством… Съешь хотя бы вот это! — И она подвинула Артему черную икру — Давай я сделаю тебе большой, отменный бутерброд! Ты здорово обленился и действительно привык есть лишь из моих рук!

Она недалеко ушла от истины. Привык… Прикипел намертво… Он рассматривал увлеченную едой Юлю так, словно встретил ее сегодня утром. На площади Белорусского вокзала… Будь же она благословенна во веки веков!

— Ты знаешь, — сказала Юлька с набитым ртом, — я, вероятно, всю жизнь голодала и теперь словно отъедаюсь за прошедшие годы! Кормежка здесь блеск!

А может, это у меня чисто нервное!

— То есть? — не понял Артем. — Тебя что, дома не кормили? Вроде у вас была далеко не нищая семья…

— Дело не в этом! — махнула рукой Юлька. — Просто там никто никогда не обращал внимания на завтраки и обеды! Считали жратву унижающей человеческое достоинство темой. У нас часто был совершенно пустой холодильник. Но мои дорогие родственники лопали на работе, а что делать было мне? В школе, правда, кормили, но мне всегда не хватало… А когда я вышла замуж, то уже так привыкла к полуголодному существованию, что учиться готовить было лень.

Только вот немного с тобой… Намазался «Нивеей фо мен»? Тоже ради меня? Пахнешь здорово!

Юля взглянула на Артема и замолчала, проворно уничтожая второй крабовый салат.

— Родственники с утра обзвонились! — доложила она через две минуты. — Поздравляли, желали, целовали… Брала трубку даже молодая жена отца и лепетала по-английски: happy birthday to you. Я рассыпалась в благодарностях так усердно и долго, что просто язык опух! Как всегда, спрашивали, когда я к ним вылетаю. Интересовались числом и номером рейса…

Юлька хихикнула. Число тарелок с едой на столе стремительно уменьшалось. Артем любовался бодро и без остановки жующей девчушкой.

— Смотри не объешься! — предупредил он. — Потом будешь жаловаться на живот!

— Не волнуйся! Живи с улыбкой! — успокоила его Юля. — Во всяком случае, к тебе со своим животом я приставать не буду. — И она поставила перед собой горелку с большим антрекотом.

— Ну, кажется, ты наелась надолго… — наконец хладнокровно заметил Тарасов, оглядывая сильно опустевшее возле Юли белоснежное скатертное пространство. — Едем?

— Ты что?! Как это — едем?! — изумленно протянула Юлька. — А мороженое?!