Книга Старая сказка - Алекс Стрейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По какому поводу столь тяжкие вздохи?
Микаэла оглянулась на подошедшую Мэри-Энн.
– Я думала о том, что труд создал человека.
– Ну и?..
– Он же его и погубит! – нарочито мрачным голосом предрекла Микаэла.
Мэри-Энн расхохоталась.
– Бедняжка ты моя, – ласково проворковала она. – А ведь я тебя предупреждала.
– Я учусь только на собственных ошибках! – с гордостью заявила Микаэла, и теперь они рассмеялись уже вдвоем.
– Ладно, шутки шутками, а на сегодня уже достаточно, – сказала Мэри-Энн и с довольным видом обвела взглядом отремонтированную комнату. – Я звонила Клайду, завтра твой заказ будет готов. Он сказал, что возникли некоторые сложности, которые немного увеличили сумму, но, думаю, я заеду к нему и все улажу.
– Снова разнесешь все его доводы в пух и прах? – с улыбкой предположила Микаэла.
– Вроде того.
– Как только он окончательно поймет, что ты пытаешься его разорить, у Клайда лопнет терпение и он откажется работать с тобой. А где ты еще сыщешь такого реставратора?
– Не откажется, – небрежно махнула рукой Мэри-Энн. – Я знаю, как на него можно воздействовать.
Микаэла тоже знала, как подруга может «воздействовать» на своего бывшего бойфренда, который все еще не оставлял надежду вернуть Мэри-Энн.
– Только не перестарайся. Злоупотребление до добра не доводит, – посоветовала она.
– Да я знаю… – рассеянно проговорила Мэри-Энн, а потом как-то нерешительно взглянула на Микаэлу и неожиданно спросила: – Ты считаешь, что я сошла с ума?
Несмотря на внезапность и непоследовательность вопроса, Микаэла сообразила, о чем говорит Мэри-Энн.
– Ты имеешь в виду Дика? – уточнила она, и подруга кивнула с совершенно несчастным видом. Микаэла невольно улыбнулась. – Нет, я думаю, что с тобой все в полном порядке.
Лицо Мэри-Энн тут же просветлело.
– Спасибо! Я сама себе кажусь ужасно поглупевшей, но ничего не могу поделать. Я все время улыбаюсь, когда смотрю на него. А уж когда он смотрит на меня… Прямо все внутри переворачивается. Со мной такого никогда не было. И мне жутко страшно. Дик совсем мальчишка, а мне уже двадцать четыре!.. – Она с надеждой взглянула на Микаэлу.
И Микаэла не обманула ее ожиданий, начав развенчивать все сомнения.
– Да ты совсем старушка! – поддела она подругу. – Не глупи, Мэри-Энн. Или ты забыла: женщине столько лет, на сколько она себя чувствует?
– Золотые слова! – воодушевленно воскликнула Мэри-Энн. – Тогда мне всего шестнадцать!
– Вот так-то лучше. И Дик вовсе не мальчишка. Через месяц ему будет восемнадцать. И это касается только вас двоих. Если тебя интересует мое мнение…
– Очень интересует! – поспешно сказала Мэри-Энн.
– Мне кажется, что нужно просто жить и наслаждаться этой жизнью, не комплексуя из-за чьего-то субъективного мнения. Ты достаточно здравомыслящий человек, чтобы принять правильное решение.
– Уже не здравомыслящий, – грустно призналась Мэри-Энн.
– Тогда слушай голос своего сердца. А вдруг это судьба? Что касается Дика… Мы общаемся уже почти две недели, и этого срока оказалось достаточно, чтобы понять, что у этого молодого человека полностью сформировавшиеся взгляды на жизнь, очень правильные взгляды. Он серьезный, надежный и жутко ответственный. Основательный… Я могу расписывать тебе его положительные качества и дальше, но боюсь, что в этом случае ты ошибочно посчитаешь, что недостойна его! – шутливо закончила Микаэла, чтобы хоть немного развеселить погрустневшую подругу.
Мэри-Энн выдавила слабую улыбку, которая тут же погасла.
– Ты права, – она тихонько вздохнула, – Дик даст фору многим мужчинам, которые гораздо старше его. Клайд с его капризами и манерами обиженного мальчишки ему и в подметки не годится… Ладно, проехали. А как у тебя? – резко оборвала она свои излияния и бросила испытующий взгляд на Микаэлу.
– Что у меня? – удивилась Микаэла.
– Мне показалось, что между тобой и… мм… мистером Расселом что-то происходит.
– Какая глупость! – возмущенно воскликнула Микаэла и отчего-то густо покраснела.
– Я уж вижу, какая это глупость!
Девушка уже открыла рот, дабы вывалить на подругу кучу веских аргументов в пользу этого утверждения, но, к своему ужасу, поняла, что не может ничего придумать. Ну совершенно ни одной дельной мысли в голове!
– Думай что хочешь, но все твои предположения не стоят и выеденного яйца! – раздраженная и ошеломленная собственным конфузом, недовольно пробурчала она.
Мэри-Энн тонко и загадочно улыбнулась.
– Ладно, Майки, мне уже пора. До завтра.
– Тебя проводить?
– Думаю, не стоит… – Мэри-Энн помялась, а потом с улыбкой призналась: – Дик проводит меня.
– Ну что ж… Благословляю вас, дети мои! – напустив на себя важный вид, напутствовала подругу Микаэла, и Мэри-Энн, не удержавшись, фыркнула.
После ухода Мэри-Энн Микаэла побрела в свою комнату, приняла прохладный душ и переоделась. Потом она спустилась в кухню и приготовила легкий ужин. Но ее верный компаньон куда-то подевался, а ужин в одиночестве совсем не добавлял аппетита. Опустевший после отъезда рабочих дом казался тихим и усталым, словно погрузившимся в тяжелую дремоту после трудного дня. Одиночество давило, и Микаэла, набросив на плечи легкую шаль, вышла из дома в сгущающиеся сумерки.
Газон и заросший сорной травой длинный цветник под окнами были примяты приезжавшими грузовиками. Сквозь траву проглядывали розовые лепестки, и Микаэла, наклонившись, расправила цветок. Она обязательно восстановит газон и, возможно, даже сможет что-нибудь сделать с этой клумбой…
Микаэла выпрямилась и медленно побрела к изгороди, окружавшей участок вокруг дома. Тени под деревьями были уже чернильно-густыми, но солнце еще не зашло окончательно. Цикады гремели в траве, крикнула и замолкла какая-то птица. Микаэла миновала деревья и, выйдя на открытое пространство, приблизилась к изгороди. Панорама потрясающего заката открылась перед ней во всей красе. Микаэла невольно задохнулась и ухватилась рукой за толстую перекладину, а потом бессильно оперлась на нее. Любые выражения восхищения, будь то даже нечленораздельные междометия и «охи-ахи», в данный момент показались ей кощунственными. Позволено было только восторженно внимать и мучительно переживать открывшуюся красоту.
Огненно пылающее солнце медленно погружалось во влажно взбитые облака. На линии горизонта они казались почти черными, мрачно клубящимися и страшными, а сверху, подсвеченные красными лучами заходящего солнца, переливались перламутрово-розовым, мерцали оранжевыми сполохами. Полоска чистого неба между наползавшими облаками была перечеркана красными, лиловыми и фиолетовыми полосами, словно разрисованная сумасшедшим авангардистом. Даль стало постепенно заволакивать нежно-голубой дымкой, которая по мере угасания могущественного светила становилась жемчужно-серой. Воздух наполнился свежестью и нежными, едва уловимыми ароматами неизвестных ночных цветов и повлажневшей травы. Яркие краски стали медленно истаивать, блекнуть, тускнеть, и Микаэла почувствовала непонятную тревогу и невыразимую печаль.