Книга Красавица и пират - Жюли Галан

Жанна была совсем не против того, чтобы ее нарисовали. Вот только интересно, какому художнику собрался заказывать картину благодетель?

Из флорентийских художников Жанне был известен только Боттичелли. Марин восторженно отзывался о нем и его работах и называл Сандро Боттичелли своим другом… Ну уж если он друг Марину Фальеру, то ей, Жанне, он тогда злейший враг!

Вот бы посмотреть на его «Мадонну с гранатом», на которую она, Жанна, говорят, похожа… Ну хоть бы одним глазком!

Обидно, что и Жаккетту тоже нарисуют. Вот уж незачем! Только время и краски зря переводить. Далась им эта госпожа Нарджис… Как вспомнишь, что сама ее придумала, так тошно становится: права была госпожа Беатриса, ничегошеньки мужчины в настоящей красоте не понимают! Им хоть корову в юбку наряди – все одно с восторгом примут. Какая досада…

Благодетель рассеял опасения Жанны.

– Нет, госпожа графиня, я хочу заказать картину не мессиру Алессандро Филипепи, по прозвищу Боттичелли, а мэтру Доменико ди Томмазо, более известному как Гирландайо. Спору нет, Боттичелли хорошой художник, но работы мастера Гирландайо нравятся мне куда больше.

– Почему? – тут же спросила Жанна. Благодетель задумался.

– Мэтр Доменико пишет куда более величаво, – наконец сказал он. – В его полотнах если уж женщина стоит, то она стоит. И все так солидно и величественно. А у Сандро нет в фигурах устойчивости. Кажется, сейчас сорвется с места и взлетит. Люди не должны летать, они не ангелы! Как вы думаете, госпожа Жанна?

– Я не видела ни работ мастера Боттичелли, ни работ мастера Гирландайо, – осторожно сказала Жанна, – поэтому не могу судить.

– Да и характер у маэстро Боттичелли под стать его картинам… – продолжал размышлять вслух благодетель. – Он такого же неустойчивого нрава. Боттичелли чересчур склонен к шуткам и подковыркам, разве это подобает солидному человеку, флорентийскому гражданину?

Благодетель достал платок и промокнул лоб.

– Госпожа Жанна, я пережил многих государей, многие люди, рядом с которыми я начинал свой жизненный путь, казнены по монаршей воле либо умерли в опале. Часто это было за дело, а еще чаще по навету. И я вам скажу: шутки и зубоскальство до добра не доведут. А вот если ведешь себя осторожно, говоришь осмотрительно и часто исповедуешься, не позволяя грехам отягощать твою душу больше, чем подобает доброму христианину, – вот тогда ты проживешь жизнь спокойную и мирную, насколько это возможно в наше время.

Он еще раз вытер лоб платком.

– А Сандро, о котором мы ведем речь, человек не только беспокойный, но и непредсказуемый. Взять хотя бы эту историю, о которой долго судачили: по соседству с домом Боттичелли поселился некий ткач и наполнил свой дом станками сообразно своему ремеслу. Во время работы они издавали ужасный грохот и стук, так что, говорят, дом Сандро трясся от основания и до крыши. Боттичелли просил ткача сделать что-нибудь, чтобы не было такого грохота и тряски, ибо ни работать, ни жить в его доме стало нельзя. Но сей ткач говорил, что в своем жилище он волен делать все, что ему заблагорассудится. Что бы сделал нормальный гражданин в этом случае? Он подал бы жалобу на соседа, затеял бы с ним тяжбу, и все завершилось бы, как полагается. А что сделал Сандро?

– Стал в ответ грохотать чем-нибудь у себя дома? – предположила Жанна.

– Нет! – взмахнул рукой благодетель. – Он, представьте себе, взгромоздил на ограду, разделяющую его дом и дом ткача, громадный камень. Да так неустойчиво, что от малейшего сотрясения этот камень мог упасть, проломить стену дома ткача и сломать станки. Перепуганный ткач прибежал к Боттичелли, но тот ему ответил, что в своем доме он тоже волен делать все, что ему заблагорассудится.

Жанна засмеялась.

– Нет, мастер Гирландайо не таков! Как работы его строго выдержаны в духе лучших творений флорентийских мастеров, так и сам мастер отличается постоянством нрава, скромностью и богобоязненностью. Хотя, припоминаю, была и с ним одна история… Госпожа Жанна, я не надоел вам своими разговорами?

– О нет, господин маркиз! – запротестовала Жанна. – Ничто так не скрашивает дорогу, как интересная беседа!

Благодетель продолжал:

– Это произошло после возвращения мастера Доменико из Рима, где он трудился над росписью капеллы по заказу папы Сикста IV. Он проявил себя столь искусным художником, что один из уважаемых флорентийцев, живущих в Риме, если мне не изменяет память, мессир Франческо Торнабуони, а это знатный и славный род, ведь жена знаменитейшего покровителя искусств, правителя Флоренции Лоренцо деи Медичи, донна Лукреция, как раз из рода Торнабуони, ну так вот, господин Франческо, восхищенный талантом мастера, порекомендовал Доменико своему родственнику, господину Джованни.

У господина Джованни был прекрасный заказ для мастера Гирландайо, но дело осложнялось вот чем: господин Джованни хотел обессмертить свое имя, расписав капеллу Санта Мария Новелла, что находится в монастыре братьев проповедников. Из-за дырявой крыши старая роспись была уничтожена дождями. Но патронаж над капеллой в течение нескольких веков принадлежал. семейству Риччи. Риччи средств на восстановление капеллы не имели, но и уступать свое право на патронаж никому не желали, чтобы иметь возможность помещать там свой герб.

Господин Джованни с жаром взялся за преодоление этого препятствия и после долгих споров договорился с семейством Риччи, что, помимо всех расходов На роспись, выплатит им определенную сумму и поместит герб Риччи на самом почетном месте, какое только есть в капелле. Был составлен подробнейший договор с изложением всех условий, и мастер Доменико приступил к работе.

Господин Джованни заказал ему заново написать фрески на те же сюжеты, что были изображены там раньше. Над капеллой мастер Гирландайо трудился четыре года и, наконец, исполнил все наилучшим образом. В картины из жизни Богоматери и евангелистов он искусно ввел фигуры своих учителей и других достойных этой чести людей. Не забыл: он, конечно, написать и господина Джованни, и его уважаемую супругу.

Перед капеллой на столбах он по заказу господина Джованни сделал большие каменные гербы семейств Торнабуони и Торнаквинчи. В арке поместил гербы фамилий другой ветви названного семейства. А в самой капелле поставил великолепнейший табернакль для святых даров. На фронтоне этого табернакля он и поместил герб Риччи, но величиной он был в четверть локтя!

– Неужели? – засмеялась Жанна.

– И когда капеллу открыли, госпожа Жанна, то Риччи явились одними из первых и стали разыскивать свой герб. Но не обнаружили его и отправились в Совет восьми, размахивая договором. Но призванный к ответу господин Джованни заявил, что все сделано как раз в точном соответствии с договором и герб помещен на почетнейшем месте, какое только может быть – подле святых даров. А то, что его не видно, – в договоре размеры герба не оговаривались. Магистрат решил, что условия договора соблюдены и повелел оставить все как есть.

Но! – поднял палец благодетель. – Заметьте, дорогая госпожа Жанна, что всю эту затею мастер Гирландайо проделал по строгому согласованию с господином Джованни, и сей поступок был, скорее всего, замышлен самим Торнабуони и лишь блистательно исполнен Гирландайо!