Книга Утраченный рай - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я переоделась и быстренько направилась к лазу, следуя тайными тропами, не доступными всевидящему оку камер слежения. Проходя по лощинке, заметила в отдалении бомжа, сидящего под деревом и лениво жующего что-то. Он внимательно посмотрел на меня, а затем кивнул. Я помахала рукой ему в ответ. На выходе из леса, на обочине трассы, какой-то парень возился с машиной. Он тоже мне кивнул. Выйдя на шоссе, я поймала мотор и вскоре уже была в кофейне, куда через несколько минут пришел и Завадский. Время мое было ограничено. Мне следовало вернуться как можно скорее, чтобы моего отсутствия кто-нибудь случайно не заметил. Поэтому я коротко и быстро пересказала Борису Дмитриевичу суть нашего первого разговора с Папазяном и ту информацию, которую он потом сообщил мне по телефону. (Ну и конечно, первым делом успокоила его, сообщив, что «Танцовщица» среди вывезенных картин не фигурирует.)
— Что вы обо всем этом думаете, Борис Дмитриевич? Мне нужен ваш совет. Вы что-нибудь слышали о «Синдикате» и о скандальной истории с Алексеевым?
— Об этом так называемом «Синдикате» я ничего не знаю. То есть ничего конкретного. Разумеется, в наших кругах известно, что есть мошенники, которые промышляют контрабандой предметов искусства. Но кто занимается вывозом шедевров — об этом нет никаких догадок. И о существовании некой мафии от искусства я ничего не слышал. А по поводу Алексеева — действительно ходили слухи, что-то вроде того, что вам сообщил товарищ из милиции. Только я не знал о том, что какие-то картины из коллекции Максима Леонидовича были проданы за границу.
— Да в том-то и дело, что не проданы, а именно вывезены контрабандой.
— Откровенно говоря, мне сложно в это поверить, Танечка. Хоть я и не очень много общался с Максимом Леонидовичем, но у меня сложилось впечатление, что это человек порядочный. И все о нем такого же мнения.
— Ну, это еще ни о чем не говорит. Опытный мошенник может носить любую маску.
— Согласен. Но, видите ли, круг антикваров и коллекционеров довольно тесен. Если бы за ним водились грешки в прошлом, то это так или иначе всплыло бы, хотя бы на уровне сплетен. А скандал с подменой был единственным в биографии Алексеева. Впрочем, кто знает, дело темное.
Потом я отчиталась о проделанной работе и о планах на сегодня. Кабинет, спальня и хранилище были самыми важными объектами для обследования. Поэтому начать я решила именно с них. А уж если результат окажется нулевым, буду искать тайники по всему дому, там, где указал Завадский и где подскажет мое чутье сыщика.
Мы проговорили около часа. Потом Борис Дмитриевич подбросил меня на своей машине до места. Так что я обернулась довольно быстро, во всяком случае, до обеда успела.
Парня с машиной на краю леса уже не было. Бомжа тоже. Зато на лужайке за лощиной расположилась парочка влюбленных. Они, казалось, никого, кроме друг друга, не видят. Однако когда я подошла поближе, оба помахали мне. Стало быть, у наблюдателей пересменка.
Я проделала обратный путь — от лаза в подсобку. Там опять нацепила рабочую форму, взяла грабли и отправилась маячить под окнами. До обеда оставалось еще часа полтора.
День сегодня выдался жаркий. Солнце припекало совсем по-летнему. Помахав часок граблями, я взмокла, и мне очень захотелось принять душ. Я сходила за краской в подсобку и на обратном пути решила, что мне лучше воспользоваться хозяйской ванной на первом этаже, чтобы, не дай бог, кто-то из прислуги не заметил, что у меня свежевыкрашенные волосы. А хозяина все равно до вечера не будет. В этой ванной я еще не была. Когда вошла — просто обалдела. Эх, ну бывает же такая роскошь! Как в кино или на картинке журнала модных интерьеров. Когда же, наконец, у меня будет такая? Я мужественно поборола искушение залезть в джакузи и скромно отправилась в душевую кабинку, отгороженную матовым стеклом нежно-голубого цвета. Кстати, когда закончу покраску, надо будет внимательно пошарить вокруг на предмет тайника. Хотя, я надеюсь, Алексеев не столь банален, чтобы устраивать его в сливном бачке унитаза?
Я с большим удовольствием приняла душ. Выйдя из кабинки, с ностальгическим чувством оглядела себя в огромном, во всю стену, зеркале — до чего же я хороша в своем натуральном виде, с этими роскошными белокурыми волосами. Но — надо краситься. Я с легкой грустью отошла от зеркала и стала надевать белье. И тут случилось невероятное. Едва я успела застегнуть бюстгальтер, как за моей спиной, словно гром среди ясного неба, прозвучал голос… Алексеева.
— О, Тусенька, простите, бога ради. Но вы… — От испуга я машинально обернулась. Алексеев выглядел смущенным. — …Не заперлись. — Голос его дрогнул, и он изменился в лице.
Черт, черт! Ну и дура! Зайдя в ванную, я так ошалела от красоты, что просто захлопнула за собой дверь, совершенно позабыв повернуть блокиратор на ручке. Вот это провал! Иванова, срочно соображай, как выпутаться!
Алексеев же в полном шоке проговорил:
— Это не Туся?! Кто вы? Что вы здесь делаете?
Я молчала, решительно не зная, что ответить.
После длинной паузы, которая, как мне показалось, продолжалась целую вечность, Алексеев неуверенно спросил:
— Татьяна Александровна? Это вы?
Отрицать очевидное не имело смысла. Потупив глаза, я смиренно согласилась:
— Да, это я. — И тут же начала оправдываться: — Максим Леонидович, простите, пожалуйста, что воспользовалась вашей ванной. Я вам сейчас все объясню.
Но он не слушал и продолжал говорить сам, не сводя с меня восхищенного взгляда:
— Не верю своим глазам! Боже, как вы прекрасны! Словно сошли с полотен Боттичелли. Я потрясен. Зачем же вы скрывали свою красоту? Впрочем, что ж это я, простите, не даю вам одеться. Я ухожу, простите еще раз. Только, пожалуйста, прошу вас, когда оденетесь — зайдите в мой кабинет. Мне обязательно надо с вами поговорить.
— Да, конечно, я зайду и все вам объясню, — нарочито сконфуженным голосом произнесла я в спину удаляющемуся боссу.
На самом деле я уже оправилась от шока и успела сообразить, как себя вести.
Чувства мои раздвоились. Татьяна Иванова, детектив, испытывала жгучий стыд за такой идиотский прокол. Но Иванова-женщина торжествовала. Магнат сражен наповал. Хотя такой экстремальной ситуации я не могла вообразить даже в своем бреду про искусственное дыхание в лимузине и на яхте. Я высушила волосы, уложив их как можно пышнее. Затем надела свой жуткий фланелевый халат, нацепила очки, взяла в руки флакон с краской, прикрывая надпись, гласящую, что это средне-русый цвет, и направилась прямиком в кабинет Алексеева.
Деликатно постучала в дверь.
— Да, войдите, — несколько напряженно откликнулся Максим Леонидович.
Я зашла, всем своим видом изображая невероятное смущение.
— Татьяна Александровна, еще раз приношу свои извинения, что вторгся к вам.
— Нет, что вы, я сама виновата. Эта проклятая рассеянность — забыла запереть дверь, — тихим голосом проговорила я. — А вы действительно не сердитесь, что я воспользовалась вашей ванной? Наверху было занято…