Книга Прогулка с продолжением - Марина Серова

Тот, что спросил — парень примерно тридцати лет, в коротенькой кожаной куртке коричневого цвета, — встал и, подойдя ко мне, задал уже звучавший вопрос:

— Фамилия?

— Иванова, — огрызнулась я. — А в чем, собственно, дело, я могу узнать? Или это самый секретный секрет в вашей конторе?

— Если покажете документы, подтверждающие вашу личность, я отвечу на все ваши вопросы и задам еще свои, — улыбнулся мне этот оперативник.

А то, что он именно оперативник, сомнений не было. Я достала из сумки водительские права и протянула ему.

— Этого достаточно?

Полистав документ и сверив мою фотографию с моей же личностью, опер задал совсем уж глупый вопрос:

— А где ваша машина?

Я вздохнула:

— Ее нет с нами.

— Я заметил, — хмыкнул парень, — вы ее поставили во дворе? Она нам, возможно, понадобится.

— Она мне целый день нужна, — подразозлилась я. — Но, увы, когда ее вчера взрывали, моего мнения на этот счет не спрашивали.

Второй опер, все еще сидевший за столом и не принимавший участия в разговоре, после этих моих слов произнес:

— Ух ты, — и, встав, подошел к своему товарищу, все еще державшему мои права в руках.

— Проверил, что ли? — спросил он.

— Ага, — ответил первый опер и, обращаясь ко мне, произнес: — Татьяна Александровна, сейчас мы с соблюдением всех необходимых формальностей произведем опознание по заявлению нескольких граждан, подвергшихся вчера вечером хулиганскому нападению в клубе «Эдельвейс». Вы не против?

Я настолько обалдела от его слов, что нашла в себе силы только инфантильно кивнуть и промолчать. Мои чувства понять можно: в довесок ко всему нагромоздившемуся на мою несчастную психику за вчерашний ненормальный день получить еще и обвинение в хулиганстве! Нет, мир точно сошел с ума и хочет то же самое сделать и со мной.

Краснорожий капитан, приведший меня в этот сумасшедший подвал, ушел и не закрыл за собой дверь. Через несколько секунд в нее вошли три женщины.

Взглянув на них, я смогла только прицокнуть языком и закатить глазки. Ну посудите сами: меня поставили в один ряд с двумя какими-то бомжихами, подобранными у ближайшего ларька, и местной аборигенкой весом в сто пудов и с явно казенной физиономией. Боже мой! Если кого и выбирать в хулиганки из такого набора, то только меня, несчастную, остальные были недостойны даже взгляда мало-мальски приличной жертвы.

После того как меня с моими «подельницами» перетасовали и поставили в рядок, начали по очереди заходить «жертвы».

Первым был нудный метрдотель из «Эдельвейса«, державшийся с необычайным достоинством. Он поздоровался за руку с обоими сотрудниками РОВД, присутствующими на этом спектакле почетными зрителями, и, пройдя мимо нашего ряда, молча указал на меня.

— Пожалуйста, — обратился к нему оперативник в куртке, — скажите конкретно — кто.

— Вот эта девушка в плаще. — Дядька совершенно хамским образом ткнул в меня пальцем.

— Когда вы с ней встречались и как зовут эту девушку? — подскочил к нему второй оперативник.

— Не знаю, как ее зовут, а увидел я ее вчера впервые в жизни, — начал метр и со слезой в голосе рассказал душещипательную историю о том, как он вчера не покладая рук выполнял свои нелегкие обязанности по контролированию порядка в большом зале «Эдельвейса», и вдруг невменяемой фурией промчалась мимо него я. Он так и сказал — «невменяемой фурией». Поэт, блин! Так вот я и промчалась и, схватив его за настоящий французский галстук, протащила в административный коридор, а там!..

В общем, он нарисовал портрет маньячки, которой, я и сама не поняла, что было нужно. Потому что, по словам бедного потерпевшего, в туалете он совсем не был. А как ему удалось позвать охрану, если, как он выразился, я не оставляла его ни на минуту, дядька внятно объяснить не смог.

Наконец он ушел, и я подумала, что на этом все закончится. Я оглянулась на соседок и была удивлена изменением их настроения. Обе бомжихи смотрели на меня почти влюбленно, многопудовая же мадам, услыхав рассказ о моей порочной натуре, бочком-бочком постаралась отойти подальше и косилась на меня очень даже нехорошим взглядом.

— Приглашается следующий потерпевший, — провозгласил опер, тренирующийся, очевидно, в амплуа конферансье, и к нам вошел один из охранников. Тот самый динозавр с горошинкой вместо мозга, у которого эту горошинку я вчера так хорошо потрясла бутылкой коньяка.

В отличие от метрдотеля, парень чувствовал себя здесь неуютно. Было заметно, что с гораздо большим удовольствием он бы лично поговорил со мной, чем добивался бы моего наказания с помощью милиции. Динозавр неуверенно мычал, пыхтел и говорил односложными словами. Но ребята-опера сумели-таки из него вытрясти, что вчерашней хулиганкой была именно я, что особых претензий он ко мне не имеет и что произошедшее вчера было ерундой на постном масле, о которой и говорить неудобно.

После него вошел второй охранник и повел себя примерно так же. Можно было ожидать еще и Ольгу, которой я не дала спокойно допить коньячок, но ее почему-то не было.

После окончания опознания всех моих соседок отпустили. Я же, подойдя к столу, где была прервана увлекательная партия в нарды, принялась подписывать всякие бумажки.

— Что ж вы так себя неадекватно ведете, Татьяна Александровна? — спросил меня опер в коричневой куртке. — Характеристики у вас замечательные, никогда никаких претензий к вам не было. И вдруг — такая неадекватность!

— Вы уверены, что это была неадекватность? — хмуро пробормотала я и, подписав последний листок, спросила: — Ну что, теперь меня посадят в тюрьму?

— Это решит суд! — провозгласил опер.

И тут дверь снова отворилась и в наше уютное помещение влетел Володька Степанов.

— Уже? — выкрикнул он на ходу.

— Ага! — на том же языке ему ответил опер, и Володька, не обращая на меня внимания, подошел к столу, взял со стола все подписанные протоколы.

— Та-ак, — протянул он, внимательно читая все, что там было написано, — та-ак. Ну что ж, Татьяна Александровна, за хулиганство надо отвечать по всей строгости, чего я вам и желаю, извините за выражение.

Я, плотно сжав губы, промолчала, решив про себя, что месть моя будет ужасна и растянется во времени и пространстве. Что Володька не просто пожалеет об этой подлости многократно, но я доведу его до того, что в каждую годовщину этого безобразного события у него будет непроизвольное мочеиспускание, и никакие Кашпировский с Чумаком не вылечат его от этого.

Володька сгреб все протоколы и предложил мне проследовать за ним. Мы поднялись к нему в кабинет, он запер бумаги в сейф и показал мне на стул для посетителей.

— Присаживайтесь, Татьяна Александровна, — сказал он мне с непонятной радостью на своей ментовской физиономии, — я вас сейчас кофейком угощу. Честное слово вам даю, ни один хулиган еще не удостаивался такого приема у меня. Вы — первая и единственная.