Книга Коварная любовь Джабиры - Шахразада

Широкий жест со стороны дочери пришелся Алексею очень по душе. Он взял сапфир.

– Для жемчужин отцовского гарема… – продолжила Феодора. Она достала из венецианской вазы две пригоршни крупного жемчуга и с поклоном передала главному смотрителю гарема (Хаджи-бей усмехнулся). Затем повернулась к Александре:

– А главному сокровищу сераля, его гордости и мудрости, я хочу преподнести опал из копей царя Соломона, хотя его огонь и красоту даже близко нельзя сравнить с твоим огнем и красотой. Он велик, но, конечно, меньше твоего сердца. Твоему сыну, любимому моему брату Мануилу, я хочу подарить хор мальчиков, дабы он утешал его в краткие минуты печали и развлекал в долгие часы веселья.

У Александры был такой вид, словно она только что проглотила ежа. К счастью, лицо ее было скрыто вуалью.

– От моего имени, от имени моего мудрого сына благодарю принцессу Феодору, украшение сегодняшнего праздника, за ее щедрые дары, – кисло проговорила она.

– Ты станешь отличной правительницей, дочь моя! – вполголоса заметил базилевс. – Клянусь собственной бородой!

С этими словами он поднял украшенную перстнями с драгоценными каменьями руку, объявил об окончании вечера и удалился, сопровождаемый женами и гедиклис (роскошь гаремов и их мудрое устройство в свое время так пришлись по сердцу отцу императора Алексея, что и он устроил свой сераль на манер султанского).

Свиток пятнадцатый

Василике не помнила, как оказалась в покоях, которые называла своими. Не помнила она и того, как рабыни уложили ее. Однако и утром еще свежи были в ее памяти те минуты приема, когда увидела она выражение лица императрицы Александры.

Сейчас, в розовом сиянии утра, девушка еще раз вспоминала события вчерашнего вечера. И все гадала – к добру ли оказалась ее подсказка. Не сделала ли Феодора хуже, одарив немилую жену базилевса, но почти всесильную императрицу?

Однако теперь думать об этом было бесполезно – что сделано, то сделано. И потому Василике занялась своими обычными утренними делами. Однако закончить их не успела – распахнулись двери, и суровый евнух внес на вытянутых руках дары, накрытые шелковым платком.

Следом за немым рабом вбежали новые воспитанницы госпожи Мамлакат, Файриза и Сарида.

– Принцесса Феодора шлет дар своей компаньонке, – провозгласил чернокожий раб.

Девушки недоуменно посмотрели на Василике, но та лишь пожала плечами. И болтушки умолкли. Хотя девушка прекрасно понимала, за что ее благодарит принцесса.

Новые воспитанницы принялись рассматривать платок. Василике уже знала об еще одной традиции, которую завел в Большом дворце базилевс, во многом подражающий султанам и шахам. Считалось, что чем больше расшит подаренный платок, тем больше благодарность. Там, на восходе, так благодарили наложниц владыки гаремов, однако здесь, в сердце империи, традиция преобразилась. И теперь шелковый платок был знаком благодарности, какую не передать простыми словами.

Дар принцессы, нежно‑голубой квадрат шелка, был расшит со всех четырех сторон двойной золотой нитью и украшен мелким жемчугом, кораллом и бирюзой. Василике благоговейно дотронулась до него.

– О Аллах всесильный и всевидящий, – воскликнула Сарида, нарушив тишину, – да развяжешь ты его когда‑нибудь или нет?! Мы сейчас умрем от любопытства.

Василике послушно распустила изящный узел. Шелковый платок раскрылся, и девушки увидели тонкую кашемировую шаль нежно‑сиреневого оттенка, ожерелье и сережки из бирюзы в золотой оправе, кольцо с изумрудом в виде сердечка и несколько тонких, украшенных цветами золотых браслетов. Принцесса Феодора делилась с компаньонкой украшениями, которые сделал для нее брат, принц Мануил.

То была тоже одна из мудрых традиций, заимствованных базилевсом, – все члены императорской фамилии с детства постигали ремесла. Феодора слыла искусной ткачихой, а Мануил, будущий император, был известен как умелый ювелир.

При виде щедрых подарков Василике на какое‑то время лишилась дара речи. Однако девушки отмалчиваться не стали и принялись наперебой выражать шумный восторг. Потом Файриза вдруг спросила:

– А остальное?

– Остальное? – не поняла Василике.

– Ну да, рабыня, которая пришла вместе с евнухом, оставила еще вот это. – И она указала Василике на большой ларец из слоновой кости, по-прежнему стоявший у двери.

Из открытого ларца на свет появились: традиционный кошель с золотом, два отреза ткани – переливчато‑ синий шелк и прозрачно‑золотистая органза, и темно‑ зеленый кожаный мешочек, в котором оказались две золотые расчески, с полдюжины позолоченных гребней из черепахового панциря, четыре хрустальных флакона с притираниями и резное золоченое зеркальце.

– Да уж… Тебе удалось угодить принцессе, – задумчиво пробормотала Сарида, нежно проводя пальцами по золотому узору. Девушка, искренне радуясь за подругу, не могла не беспокоиться – ибо прекрасно знала, что мудрый совет, данный вовремя, может подвергнуть жизнь советчика нешуточной опасности.

Однако то были не все чудеса, которые выпали на долю Василике сегодня. Вновь распахнулись двери, и вновь на пороге появился чернокожий евнух. Однако теперь его лицо выражало не только торжественность предписанной ему миссии, но и вполне искреннее удивление.

– Василике и ее наставницу, мудрую Мамлакат, желает видеть в своих покоях великий базилевс.

Девушка окаменела. «О боги, – промелькнуло у нее в голове. – Должно быть, мои опасения оказались ненапрасными…»

– Не бойся, девочка, – теперь голос великана был уже нормальным, не дворцовым, человеческим. – Посыльный императора шепнул, что наш властелин в добром здравии и настроен более чем благодушно. Должно быть, он тоже желает выказать тебе благорасположение…

«Как быстро разносятся по дворцу слухи… и сплетни… и, Аллах всесильный, даже мысли…» – подумала Василике, торопливо опуская на голову тончайшую газовую шаль.

Долгие гулкие коридоры привели девушку к покоям императора. Василике стало страшно – она боялась и слов владыки, и даже самого его взгляда. А потому на мгновение остановилась, чтобы унять бешено бьющееся сердце и чуть прийти в себя.

– Смелее, малышка, – прошептала сзади Мамлакат. Девушке показалось, что ее наставница что-то знает. Не зря же так мягок ее голос.

Распахнувшиеся двери пригласили войти. Шаг, второй, третий.

Василике смотрела себе под ноги и потому не обратила внимания ни на роскошь покоев, ни на витражи, горящие сотнями цветов в нежном утреннем свете. Только узорные плиты мрамора под ногами и носки собственных башмачков.

– Василике, дочь наша, присядь.

Девушка вздрогнула. Сам великий император называет ее, рабу, своей дочерью…