Книга Смертельный поцелуй - Анна Дубчак

– Так вы туда не каждый день ходите?

– Нет. Только когда пошлют, хотя за аренду платим, как если бы каждый день ходили… Хотя я думаю, что Гришка все врет, – вдруг сказала она доверительным тоном. – Он не из тех, кто лишнюю копейку выложит.

– Вспомните, может, уже в библиотеке вас кто-нибудь отвлек?

– В библиотеке? Подождите… Да, отвлекли… Вернее, попросили, чтобы я отнесла в книгохранилище, где работали женщины, которые подклеивали книги, кофе и бутерброды. Вот я и отнесла.

– Вы часто относите таким образом еду или это было впервые?

– Нет, не впервые… Дело в том, что у библиотеки (как они мне сами рассказывали) нет денег на покупку новых книг, вот они и решили отремонтировать старые, чтобы потом выдавать их за деньги. Понимаете, такой маленький бизнес… Есть некоторые книги, которые просто зачитаны до дыр, читатели их спрашивают, а их нет… Вот и решили… Пригласили двух женщин из типографии, которые сидят там и работают. Вот им-то я и относила кофе.

– Понятно, спасибо. А пока вас не было, термос оставался на прежнем месте? За ним никто не присматривал?

– Присматривал парень, который работал на ксероксе… Может, он?

– Может… Спасибо.

Она вышла из кафе в некоторой растерянности. Как же так получилось, что в поле ее зрения попали все, вплоть до гардеробщицы, кроме Олега?

«Олег? Этот мальчик? Какой смысл ему убивать? Хотя, с другой стороны, причина-то здесь и не является самым важным звеном. Причину можно всегда придумать, была бы фантазия, была бы душевная болезнь. А мы все немного не в себе. Действительно, а что стоило Олегу все это провернуть? Он и расположение библиотеки знает, и возле термоса оставался какое-то время один… Но только каким образом могли пересечься пути семьи Бартоломей и этого сироты казанского?»

Олег встретил ее с улыбкой. Он стоял возле машины, прижимая к груди ананас. От холода уши у него покраснели, нос порозовел, а глаза почему-то слезились.

– Замерз? А чего же ты в машину-то не сел?

– Не знаю… Думал, что вы скоро придете.

– Странно все это… Ну, садись… И рассказывай.

– А что рассказывать? Купил, как вы и заказывали, самый большой ананас. Вы его сейчас есть будете или дома?

– Не знаю, еще не решила… Ты мне лучше скажи, зачем ты этих женщин убил?

– Я? – Он посмотрел на нее с ужасом.

– Понимаешь, все сходится… Все мои расчеты, все мои сегодняшние походы указывают на то, что это сделал ты… – Она постаралась, чтобы ее лицо приобрело совершенно бесстрастное выражение, чтобы окончательно сбить с толку ошалевшего от услышанного Олега. – Ведь это ты подсыпал в термос с кофе мочегонное…

– Это у вас шуточки такие?

– Да нет, я не шучу. Просто сегодня утром я нашла в гардеробе два пальто, которые принадлежали матери и дочери Бартоломей. Кто, как не человек, знающий все входы и выходы библиотеки и разбирающийся в обстановке, мог додуматься спрятать пальто за панели батарей?

– Вы нашли их пальто?

– Да, представь себе, нашла… Ты же прекрасно видел, как я выходила из библиотеки с огромным пакетом в руках, который потом положила в багажник.

– Видел, конечно, но я и предположить не мог, что это пальто…

– Понятно. Так чем же они тебе так насолили?

Наталия медленно вела машину вдоль мокнущих под дождем улиц и разговаривала с Олегом вполголоса, скорее для того, чтобы просто поговорить, а не смутить его… Она как бы рассуждала сама с собой. Но Олег, который сначала испугался, когда она его обвинила, постепенно разозлился и вообще замолчал, отказываясь отвечать на ее вопросы.

– Олег, я тебя спросила, каким ножом ты отрезал им кисти рук? И что при этом ты испытывал?

– Огромное наслаждение! – наконец выпалил он и отвернулся к окну. – По-моему, вы сумасшедшая. Мне кажется, что у нас с вами ничего не получится… Сначала вы привозите меня в чужую квартиру, и мы с вами выламываем замок, потом я сопровождаю вас неизвестно зачем, словно вы больная или немощная… Зачем я вам?

– Не нравится – выходи, – сказала она сухо. – Тебе все равно меня не понять…

– Почему? Потому что я такой глупый? – Было видно, что его больно задели за живое. – Что вы себе позволяете?

Однако из машины он не вышел. А замолчал, тупо уставившись в окно.

Проехав еще немного, Наталия небрежно бросила:

– Извини.

Он ничего ей не ответил, а когда она остановилась на набережной, прямо у здания речного вокзала, лишь повернул к ней свое бледное лицо и выразительно посмотрел ей в глаза.

– Не переживай, тебе не придется ничего взламывать… Просто мне надо здесь кое-что осмотреть…

Она вышла из машины и подошла к так называемому парадному крыльцу. Пять мраморных ступенек вели к широкой прозрачной двери, за которой плавилась темно-серая муть пустоты: в такое время года вокзал был тих и одинок, как человек, который вышел погулять в дождь.

«Если человек, приславший записку Бартоломею, решил зачем-то передать ему и кассету, то вряд ли он собирался показать свое лицо. Не мог он передать ее и через посредников, поскольку Бартоломей – человек влиятельный, богатый, что не исключает его прямой заинтересованности в раскрытии личности шантажиста: он мог взять посредника и открутить ему голову, если тот не назовет заказчика. Следовательно, кассета могла быть оставлена прямо на парадном крыльце. Место здесь безлюдное, и если найти приличный тайник, то не надо ломать голову над тем, как передать кассету».

Но чем больше она об этом думала и чем логичнее казались ее умозаключения, тем меньше ей верилось в то, что кассета была спрятана именно здесь.

Она тщательно обследовала каждую ступеньку, простучала мраморные плитки каблуком ботинка, чтобы выявить пустоты, – все оказалось напрасным.

Она подняла глаза, чтобы взглянуть на воркующих над самой головой голубей, и от неожиданности вздрогнула: большой металлический навес просто кишел изнутри нахохлившимися сизокрылыми голубями с малиновыми жилистыми лапками, царапающими поверхность боковых узких, но довольно высоких ниш. Казалось, лишь два-три смельчака из этой пернатой братии разнервничались из-за присутствия на крыльце постороннего и разговорились, развыступались, развозмущались…

Наталия, рискуя быть обляпанной похожими на разбавленную известь с интимной желтизной кляксами голубиного помета, все же подняла руку и сунула ее, привстав на носки, в самую гущу встревоженных птиц. Голуби разом выпорхнули со своих насиженных мест и, покружив немного над ее головой, опустились почти так же одновременно на козырек крыльца.

Наталия же, нащупав какой-то сверток, достала его и чуть не расплакалась от счастья.

«Какая же ты все-таки эмоциональная, Наташа, – сказала она сама себе, засовывая сверток за пазуху и спешно покидая чужую территорию. – Еще эмоциональней голубей…»