Книга Пограничная зона - Мари-Сисси Лабреш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встаю, Подхожу к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Вижу свое лицо, как в дымке. Освещенное лишь лунным светом. Мои длинные белокурые спутанные волосы падают на плечи, как занавески, — занавески, обрамляющие мое печальное лицо. Слишком молодое. Двадцать шесть лет. Но моя жизнь так тяжела, что я кажусь себе столетней старухой.
Бац! Удар кулака в зеркало! Зеркало разбилось на тысячу кусочков, но они не падают. Я смотрю на свое отражение — мое лицо напоминает паззл. Я убираю из мозаики часть левого плеча. Сейчас сделаю это грустное лицо повеселее. Я прижимаю к губам осколок зеркала. Сооружаю себе смеющийся рот. Растягиваю стеклом уголки губ до середины щек. Сначала левая щека, потом правая. Работаю очень старательно. Чтобы получилось симметрично. Даже в детстве я обожала симметрию. Мать говорила: Ты могла рисовать часами. Ты хорошо рисовала. Могла бы стать знаменитой художницей. Ну вот, видишь, мамуля, я не растеряла своих способностей! Смотри, я рисую себе чудное клоунское лицо — как в детстве. Ты часто вспоминала, как я то и дело рисовала клоунов, хорошеньких маленьких девочек-клоунесс, белокурых — как я сама. Чудных девчушек-клоунов — с огромными ртами.
Кровь течет по моему подбородку. Ручеек красной густой жидкости пачкает мои длинные белокурые волосы. Красивый цвет — как у мяса. Я смотрю на себя в зеркало. Маленькая девочка с золотыми волосами тоже глядит в зеркало. Она там, за моей спиной.
— Ты вернулась!
Она не отвечает. Но ее взгляд говорит, что в моем лице чего-то не хватает. Мой новый образ не полностью отражает мою новую сущность. Внешний облик не подделаешь. Радость никогда не жила на моем лице, вот маска счастливого клоуна и выглядит подделкой. Я провожу осколком стекла по щеке под левым глазом и рисую длинную прямую слезу. Потом повторяю операцию справа. Вот так… Да, это красиво! Работа удалась! Я — грустный клоун, который улыбается. Маленькая девочка смотрит на меня и тоже улыбается.
Что-то крови на моем лице стало слишком много — это раздражает. Я отряхиваюсь, как собака. Повсюду в этой красивой белой комнате моя кровь. Бедная горничная, тяжело ей придется с уборкой. Придется отскребать. А кровь — ее хрен ототрешь… Красный цвет сначала станет рыжим, потом — желтым. Я снова отряхиваюсь. Жжет все сильнее. Нужно освежиться. Подышать воздухом. Явить миру мою новую красоту, мое новое уродство. Мне не терпится увидеть реакцию людей. Я вся на нервах. Черт! Как же жжет!
Но куда податься бедному грустному клоуну? Конечно, на Круг. На Рыночную площадь. Мое место — на ярмарке, вместе с цирковыми животными и уродцами. Я теперь тоже урод, чудовище. Хорошенький, маленький монстрик, тощий и покорный, который плачет и смеется одновременно. Двуликое существо.
Я выхожу из гостиницы и иду по улице Шербрук. В это время дня народу здесь немного. Люди наверняка занимаются любовью или воюют. Жаль! Я так и не узнаю, какое впечатление произвожу. Я иду. Фонари светят так ярко — ну прямо прожекторы. Я словно участвую в представлении, я — Великая Рок-звезда. Поворачиваю на улицу Амхерст. Мне нужны зрители, а навстречу идут одни придурки с помятыми лицами. Они выглядят еще хуже меня. Странно, но обкурившиеся наркоши не клянчат у меня деньги. Думаю, несмотря на затуманенные мозги, они правильно понимают историю, написанную на моем лице. Я не останавливаюсь: шаг, другой, третий… Жжет. Голова кружится, но я иду. Я не одна — со мной маленькая белокурая девочка. Она улыбается. Она в восхищении. Ей не терпится попасть на Круг. Я всегда рвалась поскорее забраться на карусель, покататься на чертовом колесе и на русских горках. Отчим стрелял в тире — вроде как чтобы выиграть для меня плюшевую зверюшку, а на самом деле — хотел потешить тщеславие. Он был способен расхерачить не одну копеечку из своего пособия, несмотря на вопли матери, чтобы получить-таки жуткого медвежонка, который оканчивал свои дни в пыльном сыром сарае.
Я выхожу на улицу Папино и вижу мост Жак-Картье. Кажется, будто он сейчас рухнет под тяжестью звезд. Как они блестят сегодня… Бабушка, должно быть, там. И она, наверно счастлива, потому что моя красота теперь не погубит меня. Надеюсь, она мной гордится, конечно, если видит оттуда, сверху — зрение-то у нее всегда было неважное.
Какая прекрасная летняя ночь. Замечательная ночь. Бабуле, наверное, хорошо на небе. Там прохладно. Я иду по мосту. Чем дальше я захожу, тем чище воздух и сильнее ветер. Мои раны меньше болят. Девочка не оставляет меня, идет рядом и улыбается. Мы держимся за руки и бежим по мосту. Как хорошо не чувствовать себя одинокой. Очень хорошо. Половина моста пройдена, я уже различаю фонари на Кругу. Большинство из них не горит. Ярмарка закрывается. Нет, только не это! Как же так? Я ведь хотела забраться на Большое колесо и дотронуться до звезд, а теперь не смогу. Снова провал, но этого я уже не вынесу. Все всегда получается не так. Я не управляю ни своей жизнью, ни событиями. Я пала духом. Нужно дотянуться до звезд. Хочу, чтобы бабушка рассмотрела мое новое лицо поближе. Она ведь подслеповата. Я не имею права снова проиграть. Может, если я брошусь в реку, звезды окружат меня и бабушка меня увидит. Удар о воду после свободного падения будет жестким. Но это не страшно — чем мне больнее, тем ближе звезды. Так, пора. Нужно действовать быстро. А то машины начинают останавливаться, и люди выходят посмотреть, что происходит. Алле-оп! Бросок в пространство — и звезды мои. Полет по воздуху — и я воссоединюсь с бабушкой.
Шрамы почти не видны. История, написанная на моем лице, стирается. Услышав звон маленького колокольчика, переверните страницу. Книга закрыта. Золушка остается такой же хрупкой, как ее хрустальный башмачок. Очень хрупкой. Из ее дворца убрали все зеркала, вынули из ящиков все ножи — на всякий случай. С принцессами непросто — они всего лишь персонажи мультфильмов. Они то умирают, то воскресают, выходят замуж, рожают детей. Не думаю, что они у меня будут, дети, во всяком случае, не сейчас. Так посоветовал мой психоаналитик, растекшийся по своему креслу. Это она придумала, ведь мой врач — женщина. Прекрасная фея-крестная, одевающаяся от Жакоба и в «Гапе». У нее огромные глаза — как у девочек в японских мультиках, и тихий голосок, едва касающийся моей головы мягким дуновением теплого ветерка. Красивый нежный голос, напоминающий пение звезд. Потому что, если вы не знали, звезды ведь поют. Я это знаю. Я слышала их однажды летним вечером…
Кстати, принцы тоже существуют. Хоть и появляются не на чудесных белых крылатых конях, а приезжают на автобусе с надписью «Voyageur», похожие на сексуальных ангелов с поломанными крыльями. Я встретила одного такого, когда вышла из больницы. Они больше не носят сияющих белых одежд. Чего нет, того нет. Они одеваются в свитера фирмы «Пантера» и часто забывают помыться, что не умаляет их очарования. Когда лежишь в постели с закрытыми глазами — голая, рядом с принцем, — разницы никакой.
Монреаль, 29 декабря 1998 года
О канадской литературе Старый Свет до недавнего времени имел весьма смутное представление, и, пожалуй, лишь в последние десятилетия минувшего века Европа признала ее существование (что подтверждает недавняя Букеровская премия канадцу Янну Мартелу). Очень может быть, что этот «прорыв» совершился именно благодаря появлению в последнее время как никогда большого числа талантливых и самобытных канадских — как англоязычных, так и франкоязычных — писателей. Мари-Сисси Лабреш — одна из самых ярких «сверхновых звезд» современной канадской литературы.
