Книга Свингующие - Дарья Симонова

Некоторое время Каспар, изменница и Руслан гуляли втроем, устраивали напряженные пикники-шашлыки, на которых Алена неуемно болтала, Руслан пел «Бандьера росса» и другие песни протеста, а Каспара обуревали два противоречивых желания — удрать из тяготившего его треугольника и… побороться за свою честь, которая вот-вот будет поругана. В итоге во внутренней борьбе победила сводническая ипостась. Но победила весьма изворотливым путем. Каспар полез в драку и был бит, конечно. Но дрался честно, не сачковал, за что Руслан выразил достойному противнику респект. Случилось все стремительно, но ко всеобщему благу. Пока Каспар в рабочее время доблестно торговал духовной пищей, свободная переводчица Алена и еще более свободный рыбак в отпуске Руслан превратились в дуэт. Возвратившись однажды с трудов праведных, Каспар не застал ни Алену, ни братца — они укатили в какую-то стихийную экскурсию к старинному форту. Вернулись только через два дня. Естественно, Каспар даже выяснять ничего не стал. Он знал, что таких, как Руслан, либо побеждают силой, либо … не побеждают совсем. Здесь магия слова не то чтобы не работает — тратить ее не хочется. И потому поверженный «доктор» без разговоров врезал Руслану. Тот понял и ответил нокаутом. В общем, оба понимали, что драка вполне ритуальна, но уж если ввязались, ничья не покатит.

Когда Каспар признал поражение, и утомительное действо закончилось, решили раскурить трубку мира.

— Тебе ведь она не нужна, братан. И Аленка не дура, она просекла… — сказал наконец Руслан те слова, которые нужны были до всяких экскурсий. — Зачем был этот махач тупой…

Не представлялось возможным объяснить Руслану, что без тупого махача он не оценил бы женщину, за которую не стал драться прежний хозяин. Эта мысль настигла проигрывающего Ярошевского аккурат во время драки. Противостояние сразу наполнилось смыслом — вот как далеко может зайти благородная миссия Ханумы! Терпеть побои, уступая свое счастье, дабы голубки-предатели крепче любили — пожалуй, альтруизм высшей пробы. И если это не объяснить Руслану, хоть мильон раз поумневшему на соленых ветрах, то Сашенька должен был понять… Тем более надо же было как-то объяснить свежие раны.

Как бы не так! Родительский гнев не знал предела. Отцу в момент стало не до тонких материй, он уяснил только одно: родной сын заигрался в поддавки и потерпел поражение от ничтожной шпаны, которая хоть и ближайшая родня, но достойна уничтожения как генетически неполноценный материал. Сашенька именно так и выразился, к ужасу Каспара. Впервые не отец сына, а сын отца удерживал от аффекта: Сашенька собирался лететь в ночи к Руслану и взять реванш. Его не смущала даже предполагаемая реакция Айгуль. Вот тут Каспару пришлось куда как труднее, чем в драке с «генетическим отбросом»…

Итак, он покидал родные края снова не понятым. Хорошо, что отец всегда был отходчив, и семья не раскололась кровной враждой. Но ее тень легла надолго. Зато Каспара не слишком попрекали тем, что он бросает «Духовную пищу» на произвол судьбы. Неисповедимы пути человеческого согласия… Отец вновь был согласен с тем, что в этой дыре умному человеку делать нечего. Хоть его уверенность в каспаровом уме сильно пошатнулась. Ну и пусть! Главное, что в столицах дитя как будто целее будет…

С переводом Эриксона под мышкой, вдохновленный свежим взглядом на гипноз Каспар ждал своего поезда. Жаль, что его провожал Сашенька. На вокзале нельзя было не приметить удивительную певицу. Девушка пела, но без блоковского церковного хора. Зато канонически сумасшедшая. Пела пронзительно и плохо, но был в ее отваге божий почин. Люди чувствовали и клали деньги в стеклянную банку. У певицы не хватило стиля даже на сосуд для мелочи. Столь оригинально вписавшейся в социум провинциального города могла быть только она — неудавшаяся мать сашенькиного младенца. Каспар узнал ее сразу, в отличие от отца, не обратившего на бедолагу ни малейшего внимания. Значит, ему не нужны подобные напоминания, решил сердобольный сын. Зато сам кинул в банку щедрую монету. «За двоих», — подумалось ему. А еще помечталось: может, она его узнала? Хотя, какое это имело теперь значение…

10. Амуртизация

Из горьких сашеньких опытов: «Все, что ты скажешь женщине, может быть использовано против тебя. И все, что не скажешь, тоже — в том отличие женщины от прокуратуры».

Каково же было его изумление, когда он заметил побитую молью певчую птаху в поезде! И не где-нибудь, а в вагоне-ресторане. Каспар зашел туда из любопытства, а вот несостоявшаяся его мачеха по делу. Перед нею стояла рюмка с напитком многообещающего коричневого оттенка, тарелка с салатом «Нежность» и бутерброд с ветчиной. Среди снеди лежала раскрытая книга, придавленная сахарницей. Знала бы сердобольная Айгуль, как расточительствует бедная девочка, которой она отстегнула когда-то целое состояние! Ореол вокзальной певицы трансформировался в образ дамы, праздно путешествующей. Т. е. со средствами. Она была одета не хуже бухгалтерши в сашенькином магазине, а та баба не промах. Конечно, Каспар не мог скрыть досужего интереса — не каждый день он видел такие преображения. А если вспомнить, как эта особа ворвалась в жизнь семейства Ярошевских в первый раз, так нынешняя кашемировая элегантность казалась галлюцинацией. От волнения Каспар не мог вспомнить имя возмутительницы спокойствия… кажется, Ира? Пока он думал, Ира поманила его к себе. Точнее к своей коньячной рюмке.

— Молодой человек, не поможете? Я взяла, а пить не хочу. Организм раздумал сосуды расширять.

Каспар, конечно, пришел сюда не есть и не пить, а посмотреть и уйти. Чего-то туманно приятного он ожидал всегда, вопреки опыту, однако угощение от уличной музыкантши, которой сам недавно бросил монетку, превосходило все причуды воображения. Первое, что пришло в голову, — она узнала Сашеньку на вокзале и сейчас заведет старую тему. «Вот теперь-то и прольется свет на тайну рода», — игриво подумал Каспар. Но более прочих тайн его интересовала загадка преображения из грязи в князи.

— Приму приглашение, если только разрешите угостить вас, — начал растерянный кавалер.

— Ну, на это я и рассчитывала, — усмехнулась Ира. — Вы добрый человек, как видно, на бедность подаете, в наше-то время.

— В наше время и бедняки другие, — съязвил Каспар, а сам подумал: может-де и мне переквалифицироваться в уличные музыканты, глядишь, и заработаю на ресторанные харчи.

Ира нисколько не обиделась на иронию. Ей шла приобретенная, видимо, с богатым опытом невозмутимость и спонтанная откровенность. От былой нескладности остались только красные сапоги с пряжками, но даже они не портили впечатления.

— Я взяла обет. Мне один мудрый человек посоветовал: чтобы достичь своей цели, нужно чем-то пожертвовать. Например, комфортом. Вот я и решила — буду, превозмогая всякий стыд, петь на паперти. Не каждый день, конечно. Периодически. В течение года. Я хотела сначала в церкви работать бесплатно. Но это не мое. Мне гордыня мешает. И запахи остро чувствую. Очень верующие люди специфически пахнут, вы не замечали?

— А мне казалось, что на вокзалах могут петь только очень небрезгливые люди, — признался Каспар.