Книга Скала эдельвейсов - Марина Серова

– У тебя авторская песня, или что-то из готового петь будешь? – вернувшись с сомнительного вида чашкой, спросил он.

– Как это? – захлопала ресницами я.

– Господи, какой народ бестолковый пошел! – картинно вздохнул он. – Ты записываешь уже известную всем песню из репертуара Зыкиной, например, или сама сочинила?

– Нет, – желая показать себя еще более тупой, ответила я.

– Чего «нет»? – начал злиться Андрюсик.

– Мне Зыкина не нравится, а песни писать я не пробовала. А что, можно?

– Нельзя! Тебе – нельзя! Что петь будешь?

– А у тебя караоке есть? Я много чего могу!

Я предполагала, как может озвереть профессиональный звукооператор от волшебного слова «караоке», но не думала, что это будет выглядеть столь забавно. Андрей довольно чувствительно стукнулся головой о стенку и прошипел:

– Какое караоке? Ты зачем сюда пришла?

Прекрасно, отрицательные эмоции легко переходят в положительные, не меняя при этом интенсивности, так что с первой частью закончим, перейдем ко второй:

– Андюшечка, не ругайся, я ничего в этом не понимаю, вот и обратилась к тебе, как к лучшему звукооператору в городе и просто симпатичному парню. Объясни мне по-хорошему.

Парень проглотил мою лесть и прочитал мне краткую лекцию на интересующую меня тему. Все это время я отчаянно хлопала ресницами, издавала восторженные возгласы, всплескивала руками и взирала на него, как на божество. Под конец лекции он перестал злиться и смотрел на меня с отеческим снисхождением. А вот этого нам не надо, ничего отеческого! Прервав его на полуслове, я плюхнулась ему на колени, звонко чмокнула в губы, потрепала по щечке:

– Ты не просто умный, ты еще и душка, все так понятно объяснил! Пойдем записывать? Я буду петь песенку трех мушкетеров.

Я дождалась, когда глазки парня залоснятся и рука его ляжет на мое бедро, обтянутое тонким капроном, и только после этого спрыгнула с его колен. Пара удачных кадров у меня уже была. Андрей нашел нужную фонограмму, провел краткий курс основ звукозаписи и надел на меня наушники. Вокальным талантом я не обладала, но промурлыкать себе под нос какой-нибудь шлягер могла чисто и достаточно звонко, чего-чего, но медведь мне на ухо не наступал, спасибо саксофону. Я бодро исполнила песенку мушкетеров, Андрей объяснил мне ошибки, я спела во второй раз, нарочно игнорируя его замечания, но добавив драйва и активно пританцовывая, он попытался показать на деле, как надо петь, я расшалилась вовсю, перебивая его и дурачась. Он сначала злился, но кривлялась я, видимо, талантливо и, в конце концов, заразила и его. Юноша не выдержал, вступил вторым голосом, и вскоре мы уже распевали во всю глотку, забыв и про запись, и про время. Запыхавшись, я плюхнулась на диван, Андрюсик упал рядом, и, не дав мне отдышаться, полез с поцелуями. Я позволила один неловкий чмок, потом вскочила с дивана и промурлыкала:

– С тобой так здорово! А точно никто не придет? У меня в сумке в коридоре пиво, принеси!

Парень вышел в коридор, я вынула кассету из камеры и, убедившись, что окна квартиры выходят в заросший и безлюдный скверик, бросила кассету в окно и включила диктофон. Почти сразу вернулся Андрей с двумя бутылками пива.

– Это тебе, – уже без всякого жеманства произнесла я, – я пиво не пью. Терпеть не могу этот напиток студентов и работяг.

Не глядя на него, я достала камеру, положила ее в сумочку и стала собираться.

– Ты чего? – не понял он, – зачем камера-то?

– Клип снимаю. Про мушкетера, который в отсутствии Констанции развлекается с первой встречной девицей. Потом Констанция вернется, кастрирует своего милого, и они заживут лучше прежнего, потому что думать он уже будет только о работе, отвлекаться на пустяки ему не придется, и польется в их семью бурным потоком счастье и деньги. Как тебе трактовочка?

– Шутишь? – все еще не верил он. – В «Трех мушкетерах» этого не было.

– Сейчас модно снимать ремейки, – пожала я плечами, – ты ведь не хочешь, чтобы тебя считали отставшим от моды?

Я бросила сумку с камерой на плечо и направилась к выходу. Кажется, до него стало что-то доходить. Он бросился ко мне, вырвал сумку, вытряхнул из нее камеру, открыл кармашек для кассеты.

– Она у тебя пустая!

– Конечно, пустая. Стала бы я рисковать! Кассета у моего приспешника, здоровенного амбала, который все это время курил под окном. Ой, пусти, надо забрать у него кассету, пока он ее не просмотрел. Страшно подумать, во что он тебя превратит, если увидит, что ты делал с моим невинным телом. Месть твоей Констанции – сущие пустяки по сравнению с яростью моего мавра!

– Так он еще и негр?! – схватился за голову Андрюсик.

Негр? А почему бы и нет? Если Андрюсик читал Шекспира, он должен знать, как не любят представители этой расы своих соперников.

– Чего вы хотите? Денег у меня нет, все эта кобра отбирает.

– Констанция? – уточнила я.

– Ага, видела бы ты ее! Позарился, дурак, в свое время на пухлые ножки, теперь живу со свиноматкой. Знаешь, как грустно спать с некрасивой и злобной женщиной?

В этот момент я чуть было не поддалась жалости, но быстро взяла себя в руки.

– Сам виноват. Головой надо думать, а не этим местом. Ладно, в порядке исключения денег я с тебя брать не буду, заплатишь информацией. Быстро говори, кто заказал тебе сорвать выступление Камышиной?

– Я ничего не срывал, это все ее хахаль, – заученно залепетал он.

Вполне вероятно, что парень действительно был ни при чем, но я должна была в этом убедиться. Я подошла к окну и зычно крикнула:

– Мамаду, дуй в лабораторию, делай снимки с самых пикантных мест. Только умоляю, глаза не открывай, а то я за тебя не ручаюсь.

Как на грех, мой крик спугнул жирного котищу, сидящего в кустах, тот ломанулся сквозь заросли, топая, как молодой жеребенок. Почти одновременно прозвучал телефонный звонок: Андрюсик дернулся, побледнел, снял трубку.

– Да, зайка... конечно, дома, ты же знаешь... супчик варю... один... обижаешь, зайка, ты же у меня самая нежная, самая любимая, самая хозяйственная... что?

На лбу парня выступила испарина, а у меня в душе величаво зареяло знамя гордости за наш слабый пол. Какой же великой надо быть женщиной, чтобы внушать столь священный ужас этому не самому глупому и вполне мускулистому парню! Он положил трубку и обратил на меня свой невидящий взор:

– У ребенка животик заболел. Их тесть везет с дачи. Через десять минут будут дома. Господи, я же сказал, что супчик варю! А у меня даже кастрюли на плите нет!

– Спокойно, Маша, я Дубровский, – отреагировала я, – открывай окно и быстро на кухню, кастрюлю, луковицу, морковину, пару картошек. Я варю суп, ты рассказываешь мне всю правду о подмене фонограмм. Да не смотри на меня так, я вовсе не хочу тебя погубить, просто мне очень нужна эта информация.