Книга Двухместное купе - Владимир Кунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все зависит от репертуара. Раз двадцать...
Юта слегка сползла по Лешке вниз, прилегла щекой к его причинному месту под тонкой простынкой и снова стала что-то считать, подняв глазки к потолку...
Результат подсчетов ее потряс. Она приподнялась над Лешкиным мужским достоинством и с глазами, полными слез, в ужасе простонала:
— Всего цвёльф марк фюнф унд зибцих пфенниг?! Наин!.. Дас ист унмёглих!.. Это невозможно!!! Двенадцать марк унд семьдесят пять пфенниг за хауптроль?! Всего четыре пива в нашем буфете! За главную роль коллеги Карл Маркс!!! О, бедный, бедный Льёша... — И Юта Кнаппе искренне зарыдала.
...сбоку от центральных входных дверей — афиша: «Сегодня спектакль „СЕМЬЯ“. И в скобках пояснение — „Юные годы В. И. Ленина“. Начало в 12 часов.
Мимо афишного щита к дверям уже протаптывались свободные от службы военные, вольнонаемные гражданские и — с утра разодетые — офицерские жены с детьми...
А к Дому офицеров со стороны контрольно-пропускного пункта расположения дивизии торопливо шагал Алексей Сергеевич Самошников...
Поглядывая на часы и низко опустив голову, измученный ночью международной любви, невыспавшийся Лешка Самошников, ежесекундно извиняясь, пробирался сквозь зрительский поток под восхищенный шепот и более чем любопытные взгляды местных дам...
На контроле поздоровался с дежурным офицером и контролерами и оказался внутри...
Пробежал через еще пустое фойе, нырнул в полутемное закулисье...
...и тут же наткнулся на своего партнера по спектаклю «Без вины виноватые» — актера, который вчера играл Шмыгу.
Тот увидел Лешку, взял его за руку, подвел к свету, вгляделся в Лешкину физиономию, охнул и завистливо сказал:
— Укатали сивку крутые горки! Ты сейчас похож не на молоденького Володю Ульянова, будущего вождя мировой революции, а на сильно потасканного Раскольникова. Аккурат после того, как он тяпнул топором старуху процентщицу!
— Ладно тебе,. — отмахнулся Лешка. — Как в гримуборную пройти? Я чего-то подзапутался...
— Не бойся, я покажу, — сказал Шмыга. — А вот то, что ты не ночевал вместе со всеми в казарме — не есть хорошо. Кое-кого это может навести на не очень приятные для тебя размышления...
— О ч-ч-черт! Да кому какое дело?! — И Лешка рванулся было искать гримуборную.
Но Шмыга придержал его за рукав:
— Не спеши, время есть. У монтировщиков какие-то нелады с декорациями, и начало перенесли на двенадцать тридцать.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Лешка и рассмеялся: — Старик, от тебя таким перегаром несет, что я просто не знаю, как ты будешь играть папу вождя!
— За меня не волнуйся. Думай, малыш, о себе. Я тебе тут кое-что скажу, но между нами... Когда мы выез-жали из Союза, один человечек... Ну, сам понимаешь — ОТТУДА. Попросил меня вести дневничок наших гастролей за границей...
В это время мимо них протащили декорацию, и Шмыга моментально замолчал. Дождался, когда они с Лешкой останутся одни, и продолжил:
—...то есть кто с кем куда ходил, что говорил... Ну и так далее. Сам понимаешь. Как бы ты поступил на моем месте?
— Не знаю, — пожал плечами Лешка. — Вряд ли я мог оказаться на твоем месте...
— Это никому не известно. А я ему сказал: извините меня, пожалуйста, я очень уважаю вашу работу и очень хорошо понимаю, как она необходима для всего нашего народа, но вы, дорогой товарищ, обратились не по адресу! Я — артист, говорю, и я служу нашему советскому театру, искусству, наконец!.. И предложение ваше принять не могу. Как говорится, Богу — Богово, кесарю — кесарево...
Видно было, что Лешка не верит ни одному слову Шмыги.
— А он что? — иронично спросил Лешка.
— А что он? — горделиво переспросил Шмыга. — А ничего. Я, говорит, очень уважаю вашу принципиальную позицию. Тогда у меня будет к вам одна-единственная просьба. Тут уж не в службу, а в дружбу. Причем, говорит, в дружбу с вашим же товарищем — артистом Самошниковым. Который у вас молодого Ленина играет...
— Ну да? — перетрусил Лешка.
— Вот тебе и «Ну да...»! А дальше, собака, заявляет следующее... Как нам стало известно, говорит, Алексей Сергеевич Самошников наполовину... Леха, ты извини, но это его слова. Вроде бы ты — наполовину еврей...
— Да, — сказал Лешка. — Я этого никогда и не скрывал. А что такого?
— А то... что здесь, в Германии, даже в ГэДээРе, очень сильная антисоветская еврейская община, которая может попытаться выйти с тобой на контакт...
— Я-то им зачем?! — удивился «молодой Ленин». — Как говорит мой дедушка Натан Моисеевич Лифшиц: «Я здесь вообще — при пизде кувшинчик».
— Ты даже сам не понимаешь, насколько все это серьезно! — огорчился Шмыга. — Вот, например, где ты пропадал всю эту ночь?
— Немецкую барышню трахал, — честно ответил Лешка.
— Еврейка? — деловито поинтересовался Шмыга.
— Не думаю. Не похоже. По-моему, нормальная хорошенькая давалка из нашего же социал демократического лагеря. — Лешка сладостно зевнул, потянулся и с удовольствием добавил: — Но как исполнитель она, скажу я тебе, — богиня! Я таких еще в жизни не встречал!..
— Ох, Леха, — сочувственно вздохнул Шмыга. — Напрасно ты это...
— Да ладно тебе причитать! — прервал его Лешка. — Хватит.
— Нет, не хватит! — неожиданно жестко проговорил Шмыга. — Ты находишься за границей и изволь...
Но тут и Лешка перестал себя сдерживать:
— Пошел ты, знаешь куда?! Какая «заграница»? Где ты эту «заграницу» увидел? За бетонным забором? За колючей проволокой?! Что ты мелешь?! В зрительном зале наше офицерье полупьяное, солдатики дрыхнут... Спим в казармах, жрем в войсковых столовках... В военторговскую лавку зайти стыдно — пфеннига за душой нету! Артисты приехали... Спектакли шефские! Кто их выдумал, блядь?! К девке иду — на бутылку вина не наскрести, цветочков купить не на что! Артисты называется... вашу в душу, в бога мать! Тебя самого не тошнит от всего этого?
— А ты не боишься, что тебя сейчас кто-нибудь услышит и...
— И что?! Вот в такую заграницу не пустят больше, да? Плевать мне! В гробу я ее видел и в белых тапочках, такую «заграницу»... Вернешься в Союз, так и передай своему человеку ОТТУДА!.. — крикнул Лешка.
Закулисная часть заполнялась людьми, декорациями, реквизитом...
Шмыга оттащил Лешку в темный угол, мягко сказал:
— Вот тогда все и начнется, Леха! Я слышал, тебя «Ленфильм» на пробы вызвал? Так они тебе и «Ленфильм» прикроют... И по репертуару пройдутся. Думаешь, тебя заменить некем? И концертики отберут, и халтурки на радио... Квартирку ждешь? И квартирку тебе тормознут. Шепнут где надо — «несвоевременно». Или — «не рекомендуется». И все. На кого будешь жаловаться, Леха? Кому?.. Не гоношись, старичок. Ведь не только собой рискуешь. Родители у тебя в Ленинграде... Бабушки там, дедушки. Братишка младшенький... Ты о них подумал? Им что, не аукнется, что ли? Смотри, Леха, как бы твои неугомонные яйца не завели тебя на опасную дорожку.
