Книга Пазл-мазл. Записки гроссмейстера - Вардван Варжапетян

Я единственный раз не поверил Юлику Цесарскому. Не мог поверить, как можно подружиться с фашистом.

– Веня, я знаю, ты меня не выдашь. А я тебе больше скажу: я верил фельдфебелю Хюне больше, чем многим из наших. Он каждый день отпускал половину могильщиков, рискуя жизнью. К счастью, никто его не продал. Не знаю, почему он так делал. Отто часто приходил ко мне в лазарет, всегда с подарками. Раз в месяц немцы получали посылки из дома. И я попросил его написать жене, пусть пришлет бинты, марлю, йод, стрептоцид. А Отто попросил еще своих камрадов. И все медикаменты приносил мне. Иногда брал меня – пленного! – на прогулку. Бродим по лесу, грибы собираем, жарим на рыбьем жире. Было у нас одно местечко, как у Тома Сойера с Геком Финном, там мы прятали сковороду, ложки. Ходили по деревням, просили женщин помочь пленным кто чем может. И приносили, Веня!

И тут Цесарский вдруг так заплакал, как маленький, захлебнулся слезами. А ведь он тогда уже был генерал-майор медицинской службы, когда мне про Шепетовский лагерь рассказывал. Это было у него дома, на Фрунзенской набережной. Но быстро взял себя в руки.

– Да, местные приносили. Может, последнее у своих детей отнимали. Хлеб, картошку, сало, яйца. Комендант лагеря, обер-лейтенант, все аккуратно записывал в офицерскую записную книжку. Приказал все продукты сложить на плацу: отдельно сало, отдельно картошку, отдельно яйца, отдельно хлеб, потом облить керосином и поджечь. Господи, как мы все плакали! Тысячи пленных солдат! Как Христос на кресте! И никто из немцев не воспротивился приказу. На этом наша дружба с Хюне кончилась. А он не понимал меня. «Julius, aber es ist Befehl! Jeder soll haben jawohl». Ты понял, Вениамин? «Юлий, но это приказ! Каждый должен иметь...» Как бы точнее перевести эту дурацкую фразу. Она и по-немецки-то дурацкая. Где он ее вычитал? «Каждый должен иметь внутри себя, в самом себе „так точно“, „слушаюсь“». Короче говоря: каждый немец должен всегда быть готов беспрекословно исполнить приказ. А вскоре Отто подал рапорт о переводе на передовую. И в первом же бою погиб. От его жены знаю. Я был у нее в Веймаре, еще открытку тебе прислал: Гете и Шиллер стоят на постаменте, как Маркс и Энгельс. Не помнишь?

Помню, Юлик, все помню!

Помню, когда каратели прорвались к нашему лагерю через польских легионеров Станчика, расстреляв в упор из пулеметов наше собственное прикрытие, ты к ним вышел с белым флагом (на флаге красный крест нарисован зеленкой) по полной форме, в полевой офицерской фуражке с зеленой звездочкой, в пенсне, со значком военно-медицинской академии и представился офицеру-эсэсовцу. По-немецки, конечно. Эсэсовец, конечно, спросил про партизан и евреев, но ты ответил противным, картавым, вороньим, безукоризненно офицерским фальцетом: «Herr Offizier, hier sind keine Partisanen, keine Juden. Hier sind nur Kranken. Sie sind vor Hunger sterben»[«Здесь нет партизан, нет евреев. Здесь только больные. Они умирают с голоду» (нем.).].

Господи, благослови того эсэсовца! Спасибо, Господи, за то, что они не все такие, даже эсэсовцы. Даже Мюллеры.

Когда мы вернулись, в лазарете были скелеты, но живые, никто не умер, а в болотах у нас трое отравились лишайником. Его надо долго вымачивать вместе с золой и варить, пока не получится студень. Но годится только лишайник серо-зеленого цвета; желтый – отрава.

Как же хорошо было евреям, которые шли за Моисеем! Сухо, тепло. Ни зимы, ни сырости, ни болот, ни вшей, ни крыс, ни полицаев, ни бульбовцев, ни гайдамаков с их страшными секирами. Обувка не снашивалась, одежда не рвалась, все сорок лет подраставшим детям все оказалось в размер. Еда? Каждый день манна небесная. Вода? Ударит Моисей посохом – хлынет вода, пей, сколько хочешь.

И за все эти блага и милости сделай, еврей, одолжение: следуй за Моисеем как иголка за ниткой и не ропщи.

Какими же после этого надо быть придурками, чтоб на таких условиях не согласиться славить Всевышнего всей душой, всем сердцем.

Моисей, мы сошли с ума, мы заблудились в трех соснах, не можем отличить левой руки от правой. Снова выведи нас!

Но ушел Моисей, опечалил Всевышнего. И поведал Всевышний архангелу такую притчу:

«Был у царя сын, который что ни день доводил отца до того, что родитель был готов прибить его; мать спасала сына от отцовского гнева. Но прошло время – мать умерла. Царь безутешно плакал.

– Государь наш, царь! Зачем ты так плачешь? – спрашивали владыку прислужники.

Отвечал царь:

– Не только жену я оплакиваю; плачу о ней и плачу о сыне моем; многократ я готов был убить его, и каждый раз мать спасала его от руки моей.

Так и Я: не о Моисее только плачу; оплакиваю его и плачу о народе израильском: ибо сколько раз огорчал Меня этот народ, вызывая гнев Мой, а Моисей заступался за него – и проходил гнев Мой».

Похоронил Всевышний Моисея, привалил глыбу к пещере, где великий пророк упокоился. Так когда-то затворил Гос подь за Ноем ковчег.

Печально завершается Тора:

«И не будет более в Израиле пророка, подобного Моисею, которого Господь знал бы лицом к лицу».

Но посох Моисея – он вот! Перед каждым евреем. Встань и иди. И никогда не заблудишься. И никогда усталость не обессилит тебя, и никакой враг тебя не одолеет.

Подумаешь, 613 заповедей! Если вдуматься, не такое уж это ярмо. Да ведь мы каждый день исполняем их сотнями, даже не задумываясь: не крадем, не убиваем, не предаемся блуду с родственниками, животными. Не ел... не брал... не участвовал... и т. д.

Конечно, есть несколько заповедей, которые я уж точно никогда не исполню. Например: «Когда будешь жать жатву на поле своем и забудешь сноп на поле своем, не возвращайся за ним – пусть будет пришельцу, сироте и вдове».

Даже праведный рабби Цадок не мог выполнить ее, хотя считал столь же важной, как все остальные, и горевал. Ведь нарочно забыть сноп, сделать вид, что у тебя склероз, нельзя: получится как бы взятка Всевышнему, а не исполнение буквы Закона. В конце концов рабби Цадок забыл-таки на поле своем пару снопов! Его радость была столь велика, что он устроил пирушку отметить такое событие.

А я где могу забыть сноп? Очки, бумажник, зонтик... все, что хотите. Но только не сноп. А поле? Где мое поле? Шашечница – вот мое поле. Кстати, многим ли известно, что «старик Державин» подарил лицеисту Александру Пушкину шашечницу? Знал Гаврила Романович, чем одарить юношу.

Во времена Александра Сергеевича вышла (тиражом в 100 экземпляров) первая русская книга по шашкам под названием «Руководство к основательному познаниiю шашечной игры, или Искусство обыгрывать всехъ въ простыя шашки». С интересным эпиграфом: «Hоnnу soit qui mal у pense» (что в переводе с французского: «Да будет стыдно тому, кто подумает об этом дурно»). Это девиз ордена Подвязки – высшей английской награды, учрежденной в 1350 году королем Эдуардом III: синяя бархатная повязка, которую носят на левом колене, и голубая лента через плечо, к которой прикреплен украшенный бриллиантами золотой щит со св. Георгием. Кавалеров ордена только двадцать четыре, не считая короля – гроссмейстера и трех официалов: прелата, канцлера, секретаря.