Книга 13 месяцев - Илья Стогов

Дмитрий был городской достопримечательностью: самым известным в Петербурге левым радикалом. Почти что профессиональным революционером. Еще на заре перестройки этот длинноволосый, похожий на индейца парень в косухе ходил на демонстрации под черными знаменами анархии. Потом он зарегистрировал первую в стране троцкистскую организацию. Потом еще что-то организовал. Он возглавлял колонны, клеил листовки, устраивал стачки и, возможно, занимался еще чем-то таким, что знать мне было вовсе не обязательно. А в свободное время Дима успел сделать офигительную журналистскую карьеру, стать отцом двоих сыновей и получить степень чуть ли не доктора наук. Интересный в общем парень. Той весной он возглавлял петербургскую ячейку национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова.

Дмитрий спросил:

— Я собираюсь в «Манхеттен». Хочешь, пойдем вместе?

— Хочу. Пошли. Тебе здесь еще долго?

— Нет. В принципе я уже свободен.

— Пойдем?

Я забрал куртку и спросил у своей секретарши, не хочет ли она выпить кружечку пива? Девушка не любила пиво, но работать она любила еще меньше, а день был солнечный, и мы все втроем пошли в «Манхэттен».

В «Манхэттене» было здорово. Дима спрашивал:

— Какие планы?

— У меня никаких. Я на сегодня свое уже отработал. Как видишь, пью пиво.

— А я вечером организую пикет у японского консульства.

— Когда организуешь?

— А вот прямо сейчас. Через сорок минут. Прямо с изнанки твоей редакции. Пойдем вместе?

— Чем тебе не нравятся японцы?

— Ничем не нравятся. Ты слышал, что вчера в Перу убили всех тупакамаровцев?

— С утра смотрел в новостях. А при чем здесь японцы?

Дима долго объяснял, что Перу хоть и находится в Латинской Америке, но на самом деле давно превратилось почти в японскую колонию. Там даже президент — японец, и фамилия у него Фухимори. Так что в смерти партизан виноваты как раз японцы, и их нужно срочно заклеймить.

Дима был очень образованный парень. Он отлично разбирался в таких странных вещах, как, например, внутренняя политика Перу. Мне слушать его было интересно, а вот секретарша заскучала. Слушая Диму, я опять забывал за ней ухаживать.

— Пойдешь участвовать в пикете?

— Пойду. Почему не поучаствовать в пикете? Непременно пойду и поучаствую!

— Тогда допивай. Кстати, после пикета, можем поехать в бункер. К нам приехал Лимонов, он там сегодня выступает.

3

Собственно, главным героем этого рассказа является как раз Эдуард Лимонов. Димин партийный начальник и живой классик русской литературы. На следующий день после того, как перуанский спецназ перебил в Лиме всех партизан «Тупак Амару», и сразу после того, как мой приятель Дмитрий организовал пикет у здания японского консульства, я первый раз сходил посмотреть, как выглядят русские писатели.

В начале 1990-х, когда в стране были наконец изданы ранние лимоновские романы «Это я, Эдичка» и «Дневника неудачника», шок не пережили только те, кто не научился в школе читать. Шатающийся по Большому Нью-Йорку влюбленный русский перевернул представления о том, как должна выглядеть литература. И мое личное отношение к литературе он, конечно, тоже перевернул. Следующих лимоновских романов я ждал, как граждане в те годы ждали того, что за ваучер им дадут личный самолет. Но на «Эдичке» все и кончилось.

Ничего хотя бы отдаленно похожего на две первые книги Лимонов так и не написал. Иногда его проза выглядела по-настоящему жалко. А в 2000 году Лимонов был арестован по крайне невнятному обвинению в подготовке государственного переворота. Оказавшись в тюрьме, он засучил рукава, и вскоре в продаже появилось сразу несколько его книг. Гораздо более интересных, чем дотюремные.

Одна была посвящена кумирам писателя. Она называлась «Священные монстры». Пятьдесят три биографии тех, с кого стоит строить жизнь. Я купил эту книгу и внимательно прочитал. Строить жизнь предлагалось с людей своеобразных. Например, с Фридриха Ницше — человека, закончившего дни, попивая мочу из собственного ботинка. С вечно покрытого гнойными фурункулами маркиза де Сада, проведшего всю жизнь в закрытых психушках. С Чарльза Мэнсона, которого в тюрьме привязывали к койке, лишь бы он прекратил онанировать, потому что вместо семени из члена Чарльза уже шла кровь, а он все онанировал…

Не кажется и вам странной вся эта компания?

Почему все кумиры прозаика закончили дни в сумасшедшем доме? Почему с их портретов на вас глядит безумие? Не благородное и величественное безумие христианских святых, а мелкое, вечно бубнящее безумие со слезящимися глазами и слюнявым ртом?

Ответ прост: все эти люди были антихристианами.

4

Единственный кит, на котором стоит все мировоззрение антихристиан, — это любовь к себе. Всегда и во всем слушайтесь только себя! Всегда! Культивируйте в себе восторг перед собой! Преклонение перед собой! Вы — Божественны!

Если вы помните, то именно эту позицию перед первыми людьми пропагандировал змей, пробравшийся в Эдемский сад. Будьте как боги! Считайте богом себя, а Бога богом не считайте!

При этом в глубине души сами-то антихристиане понимают: мелочный эгоизм вряд ли сделает из них супергероев. Но это и не важно! Зато вы сами будете считать себя супергероем!

Позвольте древнему Змею уговорить вас. Впустите его в свою жизнь… или хотя бы просто не мешайте ему вползти в вашу жизнь. Матрица тут же окружит вас сотней уютных галлюцинаций.

Отныне свою непрекращающуюся истерику вы станете называть «душевной тонкостью». Когда ближних станет тошнить от ваших маний и комплексов, вы сочтете это знаком Высшей Избранности. И недалек тот день, когда свои книги вы станете подписывать «Господь Бог».

Думаете, я шучу? Ох, как я хотел бы, чтобы все это было просто несмешной шуткой!

5

Пикет, устроенный Дмитрием, уложился минут в десять. Партийцы развернули транспарант «Фухимори сбросим в море!», и к ним тут же подскочил постовой милиционер от парадной мэра Собчака.

— Почему без разрешения пикетируете подъезд мэра?

— Мы не мэра. Мы консульство.

— А что такое Фухимори?

— Фухимори — это фамилия перуанского президента.

— Какого президента? Перуанского? А почему стоите у японского консульства?

— Потому что Фухимори — японец.

Постовой задумался. Было видно, что в слове «фухимори» ему чудится незнакомый матюг, адресованный все-таки лично мэру Собчаку. Через две минуты раздумий пикет он запретил, партийцы свернулись и ушли, а я и Дмитрий побрели следом.

Секретарша хмурилась и понимала, что до ухаживаний дело сегодня опять не дойдет. Бункер, в котором квартирует петербургское отделение лимоновской партии, — это на самом деле никакой не бункер, а подвальный склад продовольственного магазина. В свое время для партии его арендовал музыкант Сергей Курехин, а когда он умер, аренду стали платить сами партийцы.