Книга В незнакомой комнате - Дэймон Гэлгут

Они допили свою воду молча и медленно отправились на вокзал. К тому времени была уже почти середина дня, и поезд должен был вот-вот отправиться.

Через час или два пути они впервые слышат, что в Танзании через два дня должны состояться первые многопартийные выборы и газеты пестрят предупреждениями о вероятных актах насилия и беспорядках. Распространяющиеся в поезде слухи граничат с паникой. Но их все это не трогает, между ними царит новая атмосфера празднества, словно они едут на веселую вечеринку.

Однако ночью он лежит без сна, прислушиваясь к доносящемуся отовсюду тихому дыханию и стуку колес на стыках рельсов. Его тревожит, что он будет делать, когда они расстанутся через несколько дней и он окажется в Танзании один в столь нестабильное время, без визы, с перспективой повторить весь свой путь в обратном направлении, шаг за шагом. Возвращение назад той же дорогой в любом путешествии вызывает гнетущее чувство, но в данном случае его одолевает особый страх.

Та часть его самого, что наблюдает за ним со стороны, все еще здесь, она не испытывает ни восторга, ни страха. Эта часть в своей обычной отстраненности с насмешливым любопытством смотрит сверху на его бессонную фигуру, лежащую на вагонной полке. Она видит все сложности ситуации, в которой он оказался, и иронически бормочет ему в ухо: ты только посмотри, куда ты себя загнал. Действительно, собирался съездить в Зимбабве всего на несколько дней, а прошли уже недели. Теперь вот в поезде, идущем в Дар-эс-Салам. Счастливый и несчастный, он в конце концов засыпает, и ему снится…

Нет, я не помню, что ему снится.

Утром за окном уже совсем другой пейзаж, они покинули плавные зеленые холмы и едут через плоскую однообразную пустыню. По мере приближения к побережью желтая трава и колючие деревья снова уступают место зеленой растительности, буйной тропической зелени. Воздух влажный и жаркий, пахнет солью.

Они прибывают в Дар-эс-Салам ближе к середине дня. Никаких предупреждений или объявлений, поезд просто останавливается в тупике, и люди выходят. Они видят в отдалении город, группами домов вырисовывающийся на фоне неба. Отправляются искать такси, но встретившаяся им чета предлагает подвезти их. Мужчина садится за руль новенького «рейндж-ровера» и, лавируя в потоке машин, рассказывает им, что они с женой дипломаты. Указывая на небольшие группы людей на тротуарах, повсюду сидящих на корточках вокруг радиоприемников, он объясняет, что они слушают сообщения о выборах — на Занзибаре случились беспорядки. Какого рода беспорядки? Остров Занзибар голосовал два дня тому назад, раньше всей остальной страны, теперь там объявили итоги, но некоторые партии не согласились с ними, начались столкновения, люди бросали камни. А как насчет остальных частей страны, там тоже ожидаются беспорядки? Не думаю, разговоров много, но никто ничего не собирается делать.

Чета подвозит их к дешевому отелю неподалеку от бухты. Отель почти забит, но им удается получить две комнаты. Алис, Жером и Кристиан поселяются в одной мы с Родриго в другой. Родриго уже всех раздражает, он вечно всем недоволен и громогласно сообщает об этом. Все цены слишком высоки, обслуживание отвратительное, ничто не отвечает его запросам. За ярким обликом прячется капризный и бесконечно несчастный человек. Сейчас его тревоги сосредоточены на деньгах. Еще в Мбее, как оказалось, у них возникла проблема. Кроме меня, все остальные путешествуют с картами «Visa», которые здесь ни в одном банке, ни в одном учреждении не принимают. Это же смешно, кипятится Родриго, где это слыхано, что за ужасное, отсталое место.

В поезде Кристиан уже одолжил у меня денег. В Дар-эс-Саламе все они отправляются искать место, где можно снять деньги. Он плетется за ними, разглядывая город, пока они переходят из одного банка в другой. Но везде одна и та же история, ни один банк не обслуживает карты «Visa». В некоторых местах им говорят, что эти карты нигде не обслуживаются, в других сообщают, что есть банки, которые работают с «Visa», но только не их банк. Поиски длятся долго и утомительно. Они прошли много кварталов, они уже чувствуют себя подавленными от перспективы остаться на мели, когда им предлагают попытать счастья еще в одном, последнем месте. Место расположено неподалеку от их отеля, в узком здании, нужно подняться на три лестничных марша. Банк располагается за двумя массивными деревянными дверями, перед которыми на тускло освещенной лестничной площадке за столом сидит охранник в темных очках.

— Я подожду здесь, — говорю я и сажусь на ступеньку.

Кристиан, Алис и Родриго входят в деревянную дверь, и неожиданно мы с Жеромом остаемся наедине.

Это первый раз, когда они оказываются только вдвоем. Теперь, когда этот момент наступает столь внезапно, он не знает, что делать. Он сидит на ступеньках лицом к охраннику, между тем как Жером вышагивает взад-вперед по темной площадке, испытывая неловкость. Потом стремительно поворачивается и садится рядом со мной на ступеньку. Только скорость, с какой он это проделывает, выдает его нервозность.

Он берет меня за руку и, с огромным трудом подбирая слова, говорит:

— Хотите поехать со мной в Швейцарию?

Я потрясен. Ничто не предвещало подобного поворота. У меня влажнеют ладони, сердце бешено колотится, но из вихря мыслей, которые бушуют у меня в голове, вырывается лишь один, самый дурацкий и неподходящий из всех вопрос.

— Но что, — спрашиваю я, — я буду там делать?

— Вы можете работать, — отвечает он.

Потом дверь открывается, из банка выходят остальные, они с Жеромом поспешно отодвигаются друг от друга, и до конца путешествия им уже ни разу не удается остаться наедине.

— Бесполезно, — говорит Кристиан. — Здесь тоже не приняли карту.

Это похоже на удар молнии. Или на падение в пропасть, на краю которой он, как теперь ему понятно, балансировал уже несколько дней. Все теперь совсем не такое, как прежде. Спускаясь за своими товарищами по лестнице и выходя на улицу, он видит все сквозь какое-то странное стекло, которое одновременно и искажает, и проясняет мир вокруг.

Уже слишком поздно, чтобы продолжать поиски, все банки закрылись. Да… понятно, что так эту проблему не решить. Завтра утром они отправятся во французское посольство, там им помогут хотя бы советом.

Остаток дня проходит бесцельно — идут в соседний отель поплавать в бассейне, слоняются, разговаривают. В Жероме не осталось и следа той странной нервозности, которая охватила его там, на лестнице. Вечером я иду с ними в какой-то дорогой отель, чтобы воспользоваться телефоном администратора. Алис и Жером хотят позвонить домой, матери. Их очень долго не соединяют, приходится ждать и ждать в огромном гулком вестибюле. Он слышит здешнюю половину разговора, протянувшегося через полмира, — о, maman, il est si bon d’entendre ta voix[8], — и звуки языка, который он не понимает, доносят до него интимность и любовь, он почти может представить себе ту жизнь, далеко на севере, из которой они прибыли и к которой его пригласили присоединиться. Ехать ли мне? Могу ли я? Его собственная жизнь сузилась до развилки, на которой он стоит в крайнем смятении, терзаясь нерешительностью.