Книга Голоса летнего дня - Ирвин Шоу

— Совершенно изумительный день, правда? — заметила Пегги, улыбаясь ему через стол и одновременно зорко следя за тем, чтоб он доел последнюю крошку яблочного пирога. — Собираюсь выйти сегодня днем. Ты освобождаешься рано. Почему бы нам не встретиться и не побродить по городу, перекусить где-нибудь?

— На ленч у меня назначена встреча, — сказал Бенджамин.

— С кем?

Этот вопрос всегда бесил Бенджамина. Он составлял неотъемлемую часть «вакуума», часть «обволакивания» Пегги. Правда, он никогда не пытался поставить ей это в вину, подспудно понимая, что она как жена имеет право задать такой вопрос. Но ведь сам он никогда не спрашивал ее, с кем она идет на ленч. У него развилось преувеличенно-болезненное представление о праве человека на личное, сокровенное. Представление это уже почти граничило с неврозом. И не задавал он Пегги этого вопроса по одной лишь причине — пытался поставить ей себя в пример, которому она, разумеется, никогда не следовала. Пример того, что даже любящим глазам вовсе не обязательно видеть все, что кое-какие уголки и закоулки жизни должны оставаться тайной. Мало того, она еще читала и всю его почту, и хотя здесь Бенджамин вовсе не был уверен в ее праве, стоило ему сделать замечание, как она тут же принималась отрицать. А сам он не мог заставить себя устроить ей ловушку — положить между страницами волосок в стиле мелодрамы или кусочки бумаги, с тем чтобы потом продемонстрировать — она действительно лазила в его письменный стол. И вообще он считал, что развод возможен даже между людьми, которые когда-то любили или все еще любят друг друга. Развод возможен, а вот слежка и детективные приемчики — нет.

— С кем? — спросила Пегги, любящая молодая женушка из журнала «Дом и сад», всегда безупречно одетая по любому случаю, в том числе и к завтраку, интересующаяся, как может интересоваться только жена, каждым аспектом жизни своего мужа.

— С Джимми, — ответил Бенджамин. — С Джимми Фойнесом.

Пегги, как и предвидел Бенджамин, состроила гримаску. С Джимми Фойнесом он подружился во время войны, тот был журналистом, приписанным к дивизии Бенджамина. Они провели вместе несколько бурных ночей; дважды их обоих едва не убили. И еще они много говорили — под дождем, в грязи, стойко перенося все невзгоды, — о великих делах, которые непременно совершат вместе после войны. Но Джимми пил, не говорил, а орал, ронял пепел на ковер гостиной, ни разу не заплатил по счету в ресторане и всякий раз появлялся с новыми девушками. По большей части все эти девушки отвечали короткому, но емкому определению Пегги: «Шлюхи!» Мало того, девушки иногда откровенно заигрывали с Бенджамином, причем в ее собственном доме! И, действуя медленно, но непреклонно, Пегги начала «выдавливать» из их жизни Джимми Фойнеса. Наряду с другими. С очень многими другими.

Она постоянно давала понять, что это жена в доме заведует телефонной книгой и принимает или отклоняет приглашения. И вот через три года после праздника победы Джимми перестал появляться у них, а поскольку Бенджамин никуда не выходил вечерами без Пегги, друзьям ни разу не удавалось пообедать вдвоем. Их дружба сводилась теперь только к совместным ленчам, играм в бейсбол и торопливым выпивкам после работы, во время которых Бенджамин то и дело поглядывал на часы и говорил извиняющимся тоном: «Должен быть дома к семи».

— Неужели нельзя встретиться с ним в понедельник? — спросила Пегги.

— Он уезжает по делу, — ответил Бенджамин. — В понедельник он будет уже недосягаем.

— Ладно, — сказала Пегги, изящно намазывая медом тоненький ломтик тоста. — Так уж и быть, пойду на ленч с вами. Если вы, конечно, меня приглашаете.

— Но ты же его не выносишь, — заметил Бенджамин. — Ты всегда говорила, что…

— Сегодня вынесу, — перебила его жена и аккуратно уложила кусочек тоста с медом в рот.

Бенджамин вспомнил, что примерно год назад они уже проводили такой эксперимент — обедали втроем.

— Но у нас у всех будет просто несварение! — возразил он.

— Хочу побыть с тобой в этот сказочный день, — ответила она.

— О Боже!.. — простонал Бенджамин, сгибаясь под грузом столь великой любви.

— И совсем не обязательно говорить это «О Боже», — заметила Пегги. — Я тебя вовсе не заставляю. Просто подумала, что в такой день…

— Мы встречаемся в «Оук рум»,[19]— сказал Бенджамин. — А это заведение только для мужчин.

— Только для мужчин, — кивнула Пегги. В голосе ее звучала укоризна. И адресовалась она хозяевам «Оук рум», которые, видно, состояли в заговоре с Фойнесом и твердо вознамерились разрушить ее брак с Бенджамином. — Попробуй немножко меда. Восхитительно вкусный.

— Не хочу я никакого меда.

— Но он такой вкусный!

— Знаю, что вкусный. Но не хочу. — И Бенджамину показалось, что желудок у него, точно питон, сворачивается кольцами вокруг яблочного пирога.

— Ну а после ленча? — осведомилась Пегги, все еще спокойная и улыбающаяся, как образцовая жена из журнала «Дом и сад».

— После ленча договорились поиграть в теннис в «Рипс».

— О, а у меня как раз новая ракетка, — заявила Пегги. — Хотелось бы ее опробовать.

— Игра парная. Только для мужчин, — сказал Бенджамин.

— О, — сказала Пегги. — Парная. Для мужчин… Что ж, это свято и неприкосновенно. — Она с особым нажимом произнесла слово «свято».

«Господи, почему я только мирюсь со всем этим? — подумал Бенджамин. — Где это написано, в каком таком законе, что я должен со всем этим мириться?..» И он отпил глоток кофе из чашки. Кофе оказался страшно горячим, и он обжег язык. Бенджамин поднялся, притворяясь нормальным счастливым молодым мужем, вернувшимся с войны и страшно довольным завтраком, который приготовила для него, жертвуя всем, красивая жена.

— Ладно, мне пора, — сказал он.

— И когда же я теперь тебя увижу? — спросила Пегги. — И увижу ли вообще?

Нет, подумал Бенджамин, какому-нибудь ученому непременно надо заняться серьезным исследованием манеры, с которой жена произносит это слово «вообще».

— Вечером мы вроде бы приглашены на коктейль к Роузам.

— Да, — кивнула Пегги. — Стало быть, там и встретимся…

Он надел пиджак и взял кожаную папку с бумагами, которые проглядывал накануне вечером. Пегги молча и неподвижно сидела за столом, уставясь на стакан с молоком. Бенджамин знал, чего она ждет. Подошел и поцеловал ее.

— В следующую субботу — обязательно, — сказал он.

— Конечно, — сказала она. — В следующую субботу.

Выходя из двери, Бенджамин знал, что Пегги начала плакать. Но он так никогда и не узнает, искренними или притворными были эти слезы. Наверное, и сама она этого не знает.

Ровно в девять тридцать утра ему позвонили из офиса Фойнеса. Джимми просил передать, что не успеет приехать в город к ленчу. И обязательно позвонит ему в понедельник. Несколько минут Бенджамин сидел, тупо глядя на телефонный аппарат. Затем набрал домашний номер. Почему бы и не сделать ей уступку, подумал он. Сходишь с женой на ленч, тогда, глядишь, и выходные пройдут веселее. У нее было занято. Он повесил трубку. Через несколько минут набрал снова. Все еще занято. Чем только она занимается целое утро? Пустой болтовней?..