Книга Девушка из Золотого Рога - Курбан Саид

— Он поправится Хаса? — спросила она как бы невзначай, словно ей не было никакого дела до дервиша.

— Если не начнется менингит, то конечно поправится. В противном случае — он умрет.

Голос Хасы звучал холодно и надменно. Азиадэ поежилась и, склонив голову набок, стала рассказывать о своем отце, об университете, о человеческой мудрости, которая способна сделать гораздо больше, чем грубая сила, а перед глазами все еще стояло залитое кровью лицо дервиша. Ужас охватил ее, неужели скальпель Хасы может вернуть несчастному святому зрение и силу. Ведь это кощунство — бросать судьбе такой вызов. Несомненно, темная и кровавая магия Хасы окажется бессильной перед волей Аллаха. Азиадэ хотела бежать отсюда до того, как случится неизбежное, и она окончательно утратит веру в своего мужа.

— Ведь местные врачи смогут продолжить его лечение, — сказала она просящим голосом. — Давай уедем утром в Дубровник. Здесь так жарко, я очень хочу к морю.

Хаса согласился. Он не догадывался, отчего жена вдруг так неожиданно захотела уехать отсюда, но, видя ее просящий взгляд и дрожащие губы, он с радостью представил себе, как хорошо было бы лежать с ней на пляже Дубровника, любуясь голубой далью Адриатики.

Их отъезд больше походил на бегство с места преступления. Две недели Хаса плескался в теплых водах Средиземного моря, а Азиадэ лежала на горячих песках и вглядывалась в море, которое омывает и ее родину.

— Надо бы узнать, как там дела у твоего дервиша, — сказал как-то Хаса с сознанием вины, на что Азиадэ стала вдруг очень разговорчива и предложила экскурсию через горы Черногории в Цетинье.

Они проезжали через Ловцен, и голубая бухта Катарро лежала далеко внизу у их ног, когда машина остановилась на крутом склоне. Больше всего Азиадэ боялась возвращения в Сараево, где их, скорее всего, ожидало известие о том, что святой умер и все старания Хасы были напрасными.

— Мы проедем мимо, — сказала она Хасе, когда они сели в поезд, везший их обратно, — нам не обязательно заезжать в Сараево.

Но когда на горизонте появились минареты Царска Джамии, она вдруг собрала чемодан, схватила Хасу за руку и спрыгнула на перрон.

— Что с тобой, Азиадэ? — спросил Хаса, но жена не ответила.

Они позавтракали в отеле и отправились гулять по улочкам базарного квартала. В турецком кафе напротив Царска Джамии сидел дервиш Али-Кули и курил длинное наргиле. Вокруг него сидели бородатые мужчины с благочестивыми и хитрыми лицами. За одним из столов, попивая кофе из маленьких чашек, сидели Хасановичи.

Дервиш поднялся, подошел к Хасе и низко ему поклонился.

— Женщина! — обратился он к Азиадэ. — Ты — та, что имеет счастье быть женой этого мудреца, переводи!

Он говорил очень торжественно, и Азиадэ затаила дыхание.

— Мудрец, — сказал дервиш — ты вернул моим глазам зрение, моей коже цвет, моему телу силу, моим волосам рост. Я буду молиться, чтобы жизнь твоя была светлой, постель — мягкой, а жена — достойной тебя.

Хаса смущенно поклонился. Бородатые мужчины обступили его. Серьезные и торжественные лица были обращены к нему, а семейство Хасановичей купалось в лучах его славы. Дочь паши и внучка бывшего правителя Боснии была забыта, ее оттеснили к стене сада. Азиадэ была всего лишь женщиной, не способной на таинственное чудо, дарованное рукам Хасы, ей не дано было возвращать глазам зрение, телу — силу, а волосам — рост. Она всего лишь женщина, рожденная для того, чтобы быть покорной рабой своего достойного мужа.

Хаса с трудом вырвался из плотного кольца азиатской благодарности. Смущенно улыбаясь, он схватил Азиадэ за руку, и они вышли из кафе.

Азиадэ, погруженная в свои мысли, молчала всю обратную дорогу. В отеле она заявила Хасе, что хочет купаться, и заперлась в ванной. Она открыла воду, в одежде присела на край ванны, и слезы потекли по ее щекам. Она смотрела, как наполнялась ванна, потом закрыла кран, опустилась на пол и долго и тихо плакала, сама толком не зная, почему. Хаса победил, и ей было больно и одновременно радостно оттого, что она перестала быть дочерью паши, а стала просто женой человека, способного победить смерть.

Она вытерла слезы ладонью. Вода в ванной была прозрачной и испускала пар. Погрузив лицо в теплую поверхность воды, Азиадэ на мгновение задержала дыхание. Да, древний Восток — мертв. Святого из братства Бекташи спасает неверный Хаса, который, таким образом, перестает быть просто человеком, завоевавшим любовь дочери паши. Она поднялась, осушила лицо и на цыпочках вошла в комнату. Хаса лежал, растянувшись на диване, и рассматривал узор на потолке. Ничто не выдавало в нем ни победителя, ни героя. Азиадэ присела рядом с ним и обняла его за голову. Его смуглое лицо было довольным и немного сонным. Она коснулась ресницами его щеки и почувствовала легкий аромат его кожи.

— Хаса, — прошептала она, — ты настоящий герой. Я буду тебя очень сильно любить.

— Да уж, — ответил Хаса сонно, — нелегко было вырваться из этой азиатской толпы, они болтали без умолка.

Он протянул руки и коснулся ее упругого гибкого тела, которое безвольно и жаждуще лежало возле него. Он приблизил ее к себе. Глаза Азиадэ были закрыты, а на губах застыла улыбка.

Глава 13

Хаса жил в большой квартире на втором этаже одного из старинных домов на Ринге.

Две тетки со светлыми молчаливыми глазами на морщинистых лицах, заботились о ней в отсутствие Хасы. Азиадэ завоевала их расположение низким поклоном, которому научилась еще в Стамбуле, когда во время войны готовилась быть представленной эрцгерцогине.

Окна квартиры выходили на широкую улицу и зеленые деревья городского сада. Азиадэ высунулась в окно и вдохнула мягкий воздух Вены, аромат цветов, далеких лесов и зеленых холмов Австрии. Она осматривала квартиру, а тетки, мило улыбаясь, передавали ей ключи от шкафов, антресолей и подвалов.

Хаса ходил по комнатам и радовался, как ребенок, который неожиданно нашел давно потерянную игрушку. Держа Азиадэ за руку, он водил ее по длинной столовой, обставленной темными, обитыми кожей стульями. Потом показал ей салон-эркер, полукруглые наружные стены которого представляли собой сплошные окна, а в центре стояли светлые мягкие кресла. Азиадэ увидела и белый кабинет для приема больных с бесконечным количеством металлических инструментов в стеклянных шкафах. В приемной на столике лежали старые журналы, а на стенах висели фотографии людей, которым, по их собственному заверению, Хаса спас жизнь. Спасенные с гордыми застывшими лицами строго смотрели на Азиадэ.

Дойдя до ванной комнаты, Азиадэ остановилась без сил и увидела в зеркале свое взволнованное и покрасневшее лицо.

— Воды, — попросила она. — Пожалуйста, дай воды. Слишком много мебели сразу.

Хаса налил воды из крана и протянул ей стакан. Она пила медленно и с наслаждением, но лицо ее при этом оставалось серьезным.

— Какая вода! — воскликнула она. — Лучшая после стамбульской. — Потом посмотрела на ничего не понимающего Хасу и пояснила: — Ты же знаешь, мы, турки, не пьем вина. Зато хорошо разбираемся в воде. Мой отец может различить откуда, из какого родника любая вода. Когда мой дед приехал в Боснию, он приказал привезти себе в огромных канистрах воду из Стамбула. А это — лучшая вода в Европе.