Книга Дальше самых далеких звезд - Михаил Ахманов

Согласно божественной теогонии, в результате Первичного Взрыва возникли не только звезды, туманности, планеты и жизнь во всех ее проявлениях, но и сонм враждебных людям демонов. Творец, воплощенный в Святых Бозонах, допустил их в мир с целью испытания; они угрожали, пугали, совращали и манили людей разными соблазнами. Еще строили каверзы, и нежданное присутствие Охотника на борту корабля являлось одной из таких демонических шуток. Брат Хакко справедливо полагал, что Охотник из первого десятка может сделаться помехой, даже серьезной проблемой – в зависимости от обстоятельств. Впрочем, у этого Калеба, сына Рагнара, нечестивца, как и все его предки, имелось слабое место – он подчинялся дуайену экспедиции. И потому стоило подумать о превращении доктора Аригато Оэ из врага в союзника.

Пожалуй, союзником он никогда не станет, решил адепт, но можно обязать его какой-нибудь услугой. За очень небольшую плату: пусть придержит пса-Охотника или промолчит и не скомандует «фас». Лучше и без этого обойтись, но если случится… Если случится, пусть душа Аригато Оэ пребывает в сомнениях. Хотя бы на миг; иногда секунды хватит, чтобы склонить дело к пользе Творца и его служителей.

Он стал размышлять об этой услуге. Обычные рецепты здесь не годились; Авалон – богатый мир, где любому доступно продление жизни, молодость, здоровье и прочие блага. Но слабое место есть у всех, даже у авалонца, ученого Архивов, прожившего как минимум три столетия. Чтобы найти его, нужно изучать и наблюдать; изучать прошлую жизнь человека и наблюдать его в нынешней реальности. В кристалле, дарованном Святым Отцом Руэдой, была секретная запись, и в ней говорилось не только о Борге и первой экспедиции, но и о людях, связанных со второй попыткой, о тех, кто готовил новый полет. То были Сеймур Тья, еще двое из Высокой Коллегии Архивов – дуайен Научного Дивизиона Пак Аурел и глава Дивизиона Астронавтики Найтра Эйн Натари – и, наконец, доктор Аригато Оэ. Брат Хакко мог освежить в памяти эти сведения, но решил не торопиться. Надо понаблюдать за доктором. Пока он выяснил одно: приязни к Монастырям и монахам доктор не питает.

Наблюдать, изучать, а затем сделать выводы, подумал священник. Нитка, скрученная втрое, не порвется.

* * *

– Ты ее рассердил, – произнес Людвиг обиженным тоном. – Я постарался ее успокоить, но она очень гневается – на тебя и на меня. Сказала, что я должен был что-то с тобой сделать.

– Например? – полюбопытствовал Калеб, вытянувшись в постели.

– Прижечь лазером или ударить током.

– А если серьезно?

– На палубах, в трюмах и ангарах нет излучателей, но я могу загерметизировать любой отсек и откачать из него воздух. Например, из оранжереи.

– И мы умерли бы от удушья, сжимая друг друга в объятиях, – молвил Калеб. – Просто мечта! Расстаться с жизнью под ласками красивой девушки.

– Она тебя не ласкала, она с тобой дралась, – уточнил Людвиг.

– Согласен. Дралась, но не очень умело.

Калеб согнул ногу, убедился, что инъектор над коленом закреплен надежно. Ударить ладонью, игла войдет в бедренную артерию, и зелье разнесется с кровотоком за пару секунд… Он редко прибегал к этому средству. Первый раз заставил отец – никакая опасность им не грозила, но Рагнар хотел выяснить его реакцию. Жестокий опыт для восьмилетнего мальчишки…

– Зачем ты это сделал? – произнес Людвиг. – К чему ее сердить? Она такая милая, беззащитная…

– Ну, я бы так не сказал. – Калеб покосился на царапину, украшавшую плечо. – Видишь ли, люди, привыкшие к безопасности и комфорту, теряются в опасной ситуации. Не всегда, но часто. Одни впадают в ступор, у других пережимает горло, третьи мочатся от страха… словом, ни убежать, ни крикнуть. Но есть и такие, что приходят в ярость. Пользы от этого немного, но раз способен шипеть и царапаться, то можешь и ногами двигать.

– Значит, ты проверял, что она сделает? И только?

– Не только, – признался Калеб, вспоминая нежную плоть под своими ладонями. – Не только. Она и правда очень милая.

– Мы могли бы об этом поговорить?

– Не уверен. Может быть, если ты изменишь голос… Такие темы не обсуждают с мальчишками.

Тишина. Потом:

– Я не мальчишка, Калеб, мне больше сотни лет. И я – не человек, хотя многое знаю о людях.

– Но твой голос…

– Голос дал капитан, и только он может его изменить.

– У капитана тоска по детям? У него есть семья?

– Была. Все погибли на Шамбале во время мятежа. – Людвиг смолк и молчал долго, минуты три или четыре. Для интеллектронного модуля это было изрядным временем, несмотря на другие задачи, что выполнялись в данный момент – расчет маршрута, контроль внутренней среды, наблюдение за пространством, связь с грузовым кораблем и все остальное. Наконец он произнес: – Голос… Это голос сына капитана. Младшего… Его тоже убили.

– Я понял. Грустная история. – Брови Калеба сошлись на переносице. – У тебя голос сына капитана, тебе больше сотни лет, и ты многое знаешь о людях… Пусть так, но все же мы не будем обсуждать достоинства сьоны Дайаны Кхан. – Он повернулся набок и добавил: – Я думаю, у нее неприятности. Если узнаешь, в чем дело, скажи.

– Ты хотел бы ей помочь?

– Помощь не всегда уместна и возможна. Семнадцать лет назад погиб мой отец. Великий Хаос! Разве я нуждался в помощи? С этим пришлось смириться, пережить и запомнить, что больше его не будет.

– А твоя мать? Разве она не нуждалась в утешении?

– Я говорил тебе, что ничего не знаю о матери. Не знаю, кто она и где живет. Где-то на Земле… Но меня ничего с ней не связывает.

– Таков земной обычай?

– Нет, конечно, нет. Таков обычай Охотников. Мы редко заводим длительные связи. Желая продлить свой род, Охотник ищет подходящую женщину, крепкую и с хорошей генетикой, они ложатся в постель, или ее искусственно осеменяют… зависит от того, как они договорились. Потом яйцеклетку переносят в инкубатор.

– Да, я вспоминаю… Ты родился в Стокгольме, это город на Земле. Ты там жил?

– Не очень долго. Когда мне исполнилось пять, отец забрал меня. Я странствовал с ним и другими Охотниками. Учился.

– Расскажи. Расскажи, как учат Охотников.

Калеб задумался. Картины былого вставали перед ним, раскручивалась цепь воспоминаний, погружая его в прошлое, в годы, когда был жив отец, и в другие времена, когда отца не стало. Он погиб на безымянном астероиде, выполняя контракт Внепланетарных Поселений; это небесное тело, богатое рудами, собирались очистить от странной жизни, плесени, пожиравшей пластик, металл, органику, все, до чего могли дотянуться мириады крохотных корешков. Никто не знал, что там случилось – то ли плесень добралась до антенн дальней связи, то ли до баллонов с воздухом, то ли до убежищ старателей и их кораблей. От многочисленной команды, складов с запасами, горных механизмов и роботов остались только кучки пыли. Патрульный фрегат, вызванный, чтобы обследовать место бедствия, не рискнул приземлиться; астероид подтянули к ближайшей звезде и сбросили в фотосферу.