Книга Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

– Ты сумасшедший, – возмутился дядя Ясми, – если приходишь говорить о том, что скрыто за покрывалом. Разве женщины этого дома клейменая скотина, чтобы ты называл их?

За ширмой раздался гневный женский голос:

– Пускай поостережется! У этого вора стыда нет! Во имя Аллаха, где это слыхано, чтобы вор осмеливался вернуться на место преступления, да еще чего-то требовать? Схватите и побейте его! О гриф! О сын сожженного отца!

Но мужчины дома проявили благоразумие и не решились поднять руку на Палаточника, который был вне себя от горя и гнева.

Женские голоса продолжали вопить без удержу, пока Омар не повернулся и не побежал, лишь бы не слышать их крики, раздававшиеся словно удары хлыстом. Прошло несколько часов, прежде чем он хоть немного успокоился. Тогда он уже нашел Тутуша в лавке, в которой продавались драгоценные камни. Тутуш сидел и рассматривал бирюзу. Отрывочными фразами Омар поведал ему обо всем случившемся, и начальник шпионов внимательно и сосредоточенно слушал его, притворяясь, будто изучает камни в своей руке.

Слушая юношу, он мысленно все взвешивал. Если бы девушка была простой певицей или рабыней, он бы приложил все усилия, дабы отыскать и вернуть ее Омару.

Но она вошла в гарем мусульманина, она стала собственностью своего мужа, а Тутуш не сомневался, как ревностно относится Низам к соблюдению законов мусульман, которые нельзя нарушать столь явно. По мусульманским законам женщины спрятаны за занавесками, и так тому и быть. Кроме того, Ясми завлекла Омара в сети безрассудной страсти, а Тутушу совсем не надобно было, чтобы его протеже находился под влиянием одной женщины.

Уж лучше пусть будет несколько женщин. В этом случае спокойнее и безопаснее. И даже предпочтительнее, ведь их можно использовать в качестве источника информации и для оказания давления. Но одна женщина… да в особенности такая молоденькая и влюбленная всем сердцем, а он подозревал, что Ясми именно таковой и является… может оказаться ему, Тутушу, опасной.

Таким образом, твердо решив не вмешиваться, Тутуш изобразил ужас и притворное сочувствие:

– Увы! Жаль, что так получилось. Ну почему ты не пришел ко мне раньше… Ведь, пойми, свадьба со свидетелями совсем как стальная цепь. Кто посмеет разорвать ее? Дай мне все обдумать, и тогда я посмотрю…

– Но вы же можете отыскать ее. Конечно же вы сумеете отыскать ее. Я бы мог посвататься к ней уже в следующем месяце. Она… она так боялась.

Тутуш кивал и качал головой, цокал языком и вздыхал:

– Неслыханно. Никто не может избежать своей судьбы!

– Узнайте, где она сейчас. Ах, если бы я только знал!

– Не волнуйся, я сразу же займусь этим. Сегодня ночью я пошлю своих людей в караван-сараи у базара. Завтра же они скажут, где ее можно найти. Ну а пока оставайся со мной.

Когда на следующий день агенты Тутуша объявились, они заверили Омара, что торговца тканями Абу'л Заида из Мешхеда больше нет в Нишапуре.

Взяв с собой свою новую жену и немного слуг, он покинул город, но, направился ли он на восток, запад, север или юг, они не смогли узнать. Слишком много дорог вело в разные стороны, а торговцев насчитывалось десятки тысяч. Вскоре, и в этом не было сомнения, Абу'л Заид снова объявится где-нибудь. А пока они станут стеречь каждые ворота.

Тутуш надеялся, Омар смирится с этими новостями. Но он ошибался. Палаточник отправился на базар в своей старой коричневой накидке из верблюжьей шерсти. Его видели разговаривающим с погонщиками верблюдов во всех караван-сараях. А затем он исчез, да так основательно, что даже шпионы Тутуша не могли отыскать его след, хотя и старались значительно усерднее, нежели тогда, когда искали Абу'л Заида.

Омар странствовал вместе с погонщиками верблюдов. Еще до рассвета он обрывал свой тревожный сон и без устали рыскал между палатками, заглядывая во все гостиницы, где собирались купцы, пока верблюдов вьючили и они, опустившись на колени, мычали. Он спрашивал всех подряд, не слышал ли кто новостей об Абу'л Заиде, торговце тканями из Мешхеда. И спешил дальше, покрытый пылью, оглушенный криками, продолжая задавать свои вопросы.

Гонимый лихорадкой, снедавшей его душу, более страшной, нежели лихорадка, которая охватывает лишь тело, он обшарил все места отдыха караванщиков и купцов в Мешхеде и даже великую святыню – усыпальницу имама, куда стремились все паломники.

Долго просидел он под колоннами Себсевара и в караван-сарае Бустана. Однажды проследил какого-то Абу'л Заида до самых северных гор, но там этот человек оказался всего лишь продавцом ковриков с бухарского рынка.

Саднящая боль во всем теле не давала ему спать. Он чувствовал себя лучше, когда спешил куда-то рядом с растянувшимися длинными гружеными караванами верблюдов. Ясми страдает. Возможно, от лихорадочного жара выступает испарина, и ее темные волосы слипаются прядями. Ее продали как рабыню, как рабыню ее увезли. Они били ее и кричали на нее. А теперь она где-то среди этой вечно двигающейся толчеи на дорогах.

Недели проходили за неделями, кратковременная влага весны сменилась на равнине иссушающим зноем. Прожаренная на солнце глина стала жесткой как железо, и везде, кроме берегов ручьев, зеленые ростки побурели.

В этой всеобщей агонии Палаточнику казалось кощунственным наступать на последние цветы у кромки воды. Жасмин и лилии в его душе связывались только с Ясми и влажной от росы молодой травой на берегу реки Нишапур.

– Истинно, – сказал дервиш, – вот он, страдающий за Аллаха.

Усиливавшийся зной и накопившаяся усталость от бесконечных странствий вызвали лихорадку, которая свалила Омара. Две недели лежал он, обессиленный, ничком, пока боль не покинула его тело, и он поднялся, едва держась на ногах, слишком слабый, чтобы продолжать свой путь. Один добрейший мешхединец предложил отвезти его на спине своего осла домой.

После перенесенной лихорадки Омар пришел в себя и теперь, когда голова стала соображать яснее, понял, как бессмысленно было метаться в своих поисках от одного места к другому. Ему следовало действовать иначе, и теперь ему казалось, он просто пытался убежать от собственных душевных терзаний. Несомненно, за это время хоть какая-то весточка от Ясми могла бы добраться до башни или шпионы Тутуша принесли бы ему известие. Он поступил безрассудно, покинув дом. Но еще какое-то время он чувствовал себя слишком больным, чтобы отправляться в обратный путь.

Пришел день, когда Омар спустился с осла на дороге к кладбищу и распрощался с человеком из Мешхеда. Он взобрался на холм к своей башне, словно не ожидая увидеть ее там. Но башня стояла на своем месте, а внутри стены он обнаружил заново возведенные там строения и двух слуг, присматривающих за недавно высаженным садом. За парапетом на самой вершине отливали бронзой приборы. На холме рядом с обсерваторией был возведен деревянный столб. Омар остановился посмотреть. На плотно утрамбованной глине у основания столба был прочерчен круг. Бородатый слуга подошел и почтительно остановился около него.