Книга Темные силы - Михаил Волконский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXVII
— Ты знаешь ли, — сказала она наконец Оресту, — что все это может быть гораздо серьезнее, чем ты думаешь? Дай мне немного подумать и сообразить, как поступить. Ты не знаешь, почему граф Савищев следил за мной?
— Романея! — вздохнул Орест.
— Брось! Говори яснее! — раздраженно проговорила Маня.
— Чувство любви! — пояснил Орест. — Я вам докладывал, что он влюблен в вас.
— Чувство любви!.. — протянула Маня и покачала головой. — Нет, дай мне подумать.
— А долго вы, извините, размышлять будете?.. Когда я могу надеяться на ответ?
— Завтра утром я тебе скажу.
Орест протяжно свистнул и произнес:
— Ждать до завтрашнего утра, принчипесса, — танталовы муки, на которые я не способен!
— Почему танталовы муки?
— Потому что если я сегодня сообщу графу добытые сведения, получу от него соответствующую мзду…
— И много?
— Вчера он мне дал тридцать рублей пожертвования.
— А если я дам тебе деньги, ты подождешь?
— Посмотрим!
Маня подошла к комоду, выдвинула тяжелый ящик, порылась в нем и достала империал.
— Вы уже столь богаты, — воскликнул Орест, — что можете покупать меня золотом?.. Не ожидал, принчипесса!.. До завтра!
— Погоди! — остановила она его. — Ты мне еще не сказал, что тебе известно про меня?
— Я тороплюсь, принчипесса!
— Но мне нужно знать…
Орест приблизился к ней, нагнулся к ее уху, и, обдавая ее перегаром, тихо шевельнул губами:
— Что вы не дочь титулярного советника Беспалова, а графиня Савищева!
— Так это правда? — вырвалось у Мани.
— А вы были осведомлены об этом?
— Да… то есть, нет… Говори, что тебе известно?
Орест нагнул голову и прислушался в сторону столовой: там Беспалов шлепал своими туфлями.
— Нельзя! — сказал Орест. — Изложение требует времени, а родитель может помешать.
— Тогда вот что. Мне все равно надо идти сейчас. Я выйду черным ходом, а ты пройди на улицу через парадную. Ты проводишь меня, и мы поговорим по дороге.
— У меня жажда, и ваш империал просто горит у меня в кармане! — продекламировал нараспев Орест и добавил: — Разве отложить объяснение подробностей нельзя?
— Нельзя. Мне нужно сейчас, иначе я не смогу разобраться! — настаивала Маня очень серьезно и требовательно.
Орест повиновался и, проходя через столовую, видел, как отец, отперев дверцу буфета, запахнув халат и прижав к себе локтем трубку, налил из заветного графинчика рюмку и опрокинул ее в рот.
Проглотив водку, он мельком взглянул на Ореста и демонстративно запер буфет: «А тебе, мол, не дам!»
Орест ответил ему взглядом сожаления.
«Если бы ты знал, — подумал он, — что я вчера протравил тридцать целковых, а сегодня у меня в кармане империал!»
В передней он без смущения надел плащ Саши Николаича, который был у себя в комнате и читал «Санкт-Петербургские Ведомости», и вышел на улицу.
Маня сразу и не узнала его в этом нарядном плаще их жильца: до того в нем изменилась фигура Ореста.
— Что это ты? — удивленно спросила она.
— Чтобы быть достойным вас и не скомпрометировать вашего изящества своим костюмом, слизнул без спроса чужие ризы! — пояснил Орест, довольный своей находчивостью.
Маня опустила вуаль на шляпе и пошла вместе с Орестом.
— Ну, говори скорее! — шепнула она.
— Да ведь рассказ довольно длинен! — начал Орест. — У отца графа Савищева…
— Был брат! — перебила его Маня. — Он был женат на француженке и скрылся по обстоятельствам…
— По обстоятельствам, которые ему грозили виселицей! — бесцеремонно добавил Орест. — Ну так вот-с! У француженки, графини Савищевой, была камеристка, то есть, попросту, горничная девка; но так как и она была француженкою, то ее звали камеристкой. В один прекрасный день эта камеристка оказалась беременной. Вы меня извините, принчипесса, что я называю вещи своими именами, но в деловом разговоре иначе нельзя!
— Да, да, скорее!
— Так камеристка оказалась беременной; от кого и как — пусть будет покрыто мраком неизвестности, но этот мрак неизвестности оказался все-таки настолько благороден и состоятелен, что соблазненную девицу-француженку выдал замуж за титулярного советника Беспалова, чтобы дать имя ребенку. А невинный младенец сей, получивший имя Беспалова, ваш покорнейший слуга! Но это только так, кстати! Дело совсем не в этом. А сущность всего интереса для вас заключается в чувствительности этой самой камеристки, а впоследствии госпожи Беспаловой. Когда она узнала, что ее бывшая госпожа скончалась, родив дочь, которую отдали в воспитательный дом, потому что ее отец бежал, а родственники не хотели ее признавать, она, с согласия мужа, Беспалова, взяла девочку и воспитала ее как родную дочь. Это были вы, лучезарная принчипесса, которая, насколько я мог судить, еще недавно ничего не подозревала…
Маня, сильно взволнованная, шла так быстро, что Орест едва поспевал за ней.
— Я солгала, я ничего не знала до вашего рассказа! — с трудом выговорила она.
— Тем приятнее для меня, что я вас смог обогатить такими ценными сведениями! — поклонившись, промолвил Орест.
— Но достоверны ли они?
— Вполне! Когда все это происходило, мне было семь лет и все переговоры шли при мне. Думали, что я ничего не понимаю, но я и в детстве отличался своими выдающимися способностями, и все это помню, как вчера!
— Так что, Беспалов недаром называет меня своей воспитанницей? — спросила Маня.
— Как видите, моя краса! Из всех нас, составляющих население его палаццо, один только Виталий его подлинное детище.
Они уже завернули с Невского на Фонтанку и Маня остановилась у ворот дома, который, как легко догадался Орест, принадлежал Андрею Львовичу Сулиме.
— Благодарю, — сказала она, — мне надо зайти в этот дом.
Орест снял картуз и галантно произнес:
— Не смею вам мешать, принчипесса, поступайте, как вам заблагорассудится… Вы предупреждены обо всем!
Проговорив это, он грациозно раскланялся и, картинно задрапировавшись в плащ, удалился, довольно правдоподобно избражая собою действующее лицо французского таинственного романа.
Маня проворно юркнула в ворота и прошла в подъезд во дворе.
— Доложите обо мне сейчас же Андрею Львовичу! — приказала она встретившему ее в подъезде лакею.
Лакей с сомнением оглядел ее.
