Книга Зубы дракона - Александр Прозоров

— Игорь, где ты ездил целый день? Тут такое творится!

Вика. Из столовой с первого этажа. Она являла собой одно из основных отличий России от Штатов. В Америке, как известно, красивые женщины снимаются в кино, а некрасивые гуляют по улицам. У нас — наоборот. Большинство артисток страшные, как бред алкоголика, а выглянешь на улицу — сердце отдыхает. Вика имела фигуру мисс Калифорнии, тяжелые длинные волосы воронова крыла и мягкие черты лица. А еще она имела светло-светло-серые глаза. Почти белые. В уже упомянутых голливудских фильмах подобными глазами награждают демонов и оживших покойников. Спецэффекты называется. А у нас — пожалуйста: улица Звенигородская, интернат № 11, столовая первого этажа. Спросить Вику.

Под ее сквозящим бесцветным взглядом в душу закрадывался холодок, по коже начинали перепугано носиться мурашки, возникало желание забиться в уголок и накрыться с головой одеялом. Правда, увы, это никак не могло быть оправданием для того, чтобы разговаривать с девушкой из-под машины. Я вздохнул и полез наружу.

— Пока тебя не было, гуманитарную помощь делили. Мне две бутылки шампанского досталось и коробка шоколада. Хочешь, разопьем после работы?

Она сидела на диване и сладко потягивалась. Пуговица халатика на высокой груди расстегнулась, в просвет соблазнительно проглянула белая ткань бюстгальтера и золотистая бархатная кожа. Появилось острое желание нырнуть в эту щелочку ладонью, коснуться смуглого нежного тела, сжать грудь… Может, стоит согласиться?

Но тут Вика перестала потягиваться и опустила на меня свой потусторонний взгляд.

Сердце екнуло вниз, в область желудка, и затрепыхалось там попавшей в щучью пасть рыбкой. Если это любовь, то я — наследный принц Занзибара.

— Откуда в гуманитарной помощи шампанское? — попытался я уйти от ответа.

— Ты прям, как с Луны свалился! — Вика опустила долу свой взор, отчего сразу обратилась в соблазнительную красотку, и поправила халат на коленях, отчего полы халата немедленно расползлись в стороны, обнажив красивые, стройные ножки чуть ли не до подмышек. — В гуманитарной помощи есть все! Только видики там, телевизоры, магнитофоны — это все еще в мэрии к рукам прибирают. Кое-что у директора с главбухом оседает. Ну, а шампанское и шоколад — это уже наше. Зачем они пенсионерам?

— А что нашим старичкам перепадает? — спросил я, чувствуя как в душе нарастает жгучее желание.

— Ну, молоко сухое, масло, печенюшки к чаю… Так как на счет шампанского? — она встала, положила мне руку на грудь и заглянула прямо в глаза, отчего душа коротко вякнула что-то неразборчивое и гулко бухнулась в обморок.

— Осторожно, спецовка грязная, — опять не ответил я на ее вопрос.

— Мне нравится этот запах. Запах бензина, масла, легкого угара. Именно так и должен пахнуть настоящий мужчина, — на губах ее заиграла легкая улыбка. — А хочешь, я тебя помою?

Мне столь явственно представились теплые струи воды, пена шампуня и мое обнаженное тело под ее ледяным русалочьим взглядом, что душа, прямо в обмороке, забилась в судорогах.

— Мужчина должен пахнуть мылом и одеколоном, а маслом и бензином воняют неисправные машины.

— Может быть…

Она прошлась до ворот, потом резко повернулась и направилась к дверям. Вся фигура Вики сочилось той обидой, которую нанесло ей мое пренебрежение. Но ведь я этого не хотел!

— Вика!

— Да? — она с готовностью повернулась, холодный бесцветный взгляд ударил меня в лоб и выбил заготовленную было фразу…

— Ты… заходи…

— Ладно, — кивнула она после короткого колебания, и внезапно с горечью добавила. — Дурак ты, Игорь.

Может, и вправду дурак? Я потоптался на месте и снова полез под автобус. Стоило нажать шприцом на масленку, как снова хлопнула дверь.

— Эй, гигант дорожного движения, ты где?

— Здесь я, Гриша.

— А, вступаешь с техникой в интимные отношения? А почему она все время сверху?

— Это наша любимая позиция, — невольно улыбнулся я.

— Но любая из поз неприлична на людях, — нравоучительно произнес Капелевич, — а потому вылезай немедленно! И почему ты до сих пор не приобрел второго стакана?

— Со своим надо приходить, — с притворной холодностью сообщил я Грише, перехватывая шприц и перебираясь с ним к другому кулаку.

— Какая откровенная грубость, — поразился Капелевич. — Не ожидал. Кстати, Игорек, ты слыхал про такую страну ФРГению?

— В нашей школе ее называли Германией.

— Ответ правильный, — похвалил Гриша. — Это изумительная страна. Всю свою историю мы с ней то воевали насмерть, то дружили до гроба. И никаких иных отношений!

— Ну и что?

— А то, что за тыщу лет столь тесного знакомства они должны были запомнить, что загадочная славянская душа нуждается в напитке класса «Wodka», и не присылать какую-то зеленую шипучку… Ты вылезешь или нет, в конце концов?!

— Уже лезу.

— Молодец. Тогда я открываю. В какое место у тебя можно стрелять?

— В потолок.

— Понял. По-о-оберегись!!! — хлопнула пробка от шампанского, покатилась по полу.

— Вода водой. Еще и не сладкая. Где ты там?

— Здесь. — Я выбрался из-под машины, положил шприц на верстак, начисто вытер руки. Гриша Капелевич терпеливо дождался окончания всех этих манипуляций, потом протянул мне полный стакан.

— Давай, рулилка, за дружбу народов.

Шампанское тихо шипело, брызгая в нос мелкими капельками. Я неторопливо выпил его мелкими глотками, наслаждаясь букетом вкуса, протянул пустой стакан Капелевичу и сел на пол.

* * *

Было тепло. Естественно, было очень тепло. Солнце прямо над головой исходило жаром, щедро делясь им с коричневым камнем скалы, ветер ласкал легкими сухими касаниями, и только далеко снизу, от водопада, вместе с гулом доносился легкий запах свежести. Весь карниз блестел птичьим пометом, уже дошедшим до состояния «мумие». Странно, птиц я, кажется, здесь еще не видел.

Чегай уже успел подпоясать себе ольхон покойника, и теперь внимательно разглядывал кривое лезвие. Я невольно положил руку на палицу за поясом. На месте.

А обрыв тянулся далеко ввысь, суровый и невозмутимый. Выберемся или нет? Откуда-то с неба, коротко и хищно просвистев рядом с карнизом, упал камень, но звука от его падения до нас так и не донеслось.

Я сел и невольно с силой вжался спиной в скалу: карниз казался узеньким, как штрих остро заточенного карандаша. Хотя, помнится, кровать дома в полтора раза уже, и ничего, не падаю.

Далеко внизу раскинулся поселок охотников. Отсюда он казался хорошо выполненным планом местности. Две параллельные оранжевые улицы соединенные кое-где узкими дорожками; огороженные нитями заборов дворики, квадраты домов, дорога, уходящая в сторону Голодного Поля…