Книга In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета - Борис Прокудин

— А я тогда компот открою.

— Господи, где ты нашел этот раритет?! — изумилась Дива, глядя на трехлитровую банку черешневого компота. — В краеведческом музее?

— Места надо знать!

— Ладно, открывай, устроим ретро-пати!

Скелетон выскочил из воды и запрыгал в сторону Дивы. Синий, в гусиной коже, он трясся всем своим хилым тельцем и стучал зубами.

— Юрик, дорогой, дай-ка нашему приятелю полотенце, на него смотреть холодно!

Не говоря ни слова, Скелетон прижал полотенце к лицу и застыл. Дива встала со своего насиженного места и решительно принялась растирать мальчика полотенцем. Он терпеливо ждал, сжимая в кулачках две маленькие ракушки.

— Я ищу жемчужину, — сказал он, когда перестал дрожать и, закутанный все в то же полотенце, сел у миски с дыней. — Я по телевизору видел, что в раковинах попадаются жемчужины.

— А где твои родители?

— У меня нет родителей, меня бабушка родила.

— Так не бывает.

— А вот бывает!

— Хорошо. А у бабушки твоей дочка или сын?

— Дочка.

— Она тоже здесь отдыхает?

— Нет, она с нами не живет.

— И где же она?

— Бабушка говорит, она непутевая, укатила с новым хахалем во Владивосток.

Дива с Юрой переглянулись.

— Слушай, дружок, — сказала Дива и протянула Скелетону ломтик дыни, на котором Юра сделал надрезы, чтобы было удобней кусать. — Вот ведь какая штуковина: не найдешь ты здесь такую раковину, чтоб с жемчужиной. Хоть все облазь.

— Это почему? — спросил Скелетон через дыню.

— Понимаешь, — сказал Юра, — жемчугообразующие раковины крайне редки, а теперь и подавно. Чаще всего жемчуг выращивают искусственно. Жемчуг в Черном море — это нонсенс.

— Раковины с жемчужинами знаешь какие? — добавила Дива. — Они огромные, как таз, таких здесь не бывает. Их надо искать в океане. Здесь маленькие раковины, и если и есть в них жемчужины, то такие, что проглотишь — не заметишь. Микроскопические. На зубе хрустнет, и вся любовь!

— Нет уж, — твердо сказал Скелетон. — Найду! Вот эти еще надо разбить. — Он деловито показал новым друзьям свои ракушки и нечаянно уронил ломтик дыни на гальку.

— Быстро поднятое упавшим не считается, — сказала Дива, очистила ломтик и протянула мальчику.

— Бабушка вечером кипятком обваривает, и мы смотрим. Вообще, времени у меня мало осталось, мы через два дня уезжаем, так что лучше я пойду, половлю еще маленько.

С этими словами Скелетон встал, запихнул шкурку от дыни в миску, сказал «спасибо», напялил маску и посеменил к морю.

— Холодно еще, замерзнешь! — крикнула ему вслед Дива.

Мальчик даже не обернулся.

— Вот ведь родители, стрелять таких мало! — сказал Юра.

— Бедняжка, — согласилась с ним Дива.

Юра отпил компота и протянул банку девушке. Дива, с трудом удерживая банку в руках, тоже сделала большой глоток.

— Что-то мне это не нравится, — сказала она. Юра даже не сразу понял, о чем речь. — Уж слишком он на своих жемчужинах зациклился. И родители его бросили. Это же травма детства.

— И не говори, — вяло отреагировал Юра.

Дива заметно разволновалась и даже облилась компотом, когда делала очередной глоток.

— Ну, со временем забудет… — решил успокоить ее Юра.

— Да уж, забудет! Это у взрослых одно на уме: бабла поднять да потрахаться, — с этими словами Дива закурила. — А у детей все серьезно.

Глава 2

О Поле они наконец услышали от Хеннесси. Никто не знал, по каким дорогам жизни протащил свое тело этот сухонький старичок, но к концу жизни кривая привела его в Коктебель. У Хеннесси были раскосые глаза и тюбетейка, которую он сдвигал на затылок, когда в поисках бесплатной выпивки шел с молодыми музыкантами в город. Хеннесси был горьким пьяницей с помутившимся рассудком. Его знали все, он был завсегдатаем зеленки. У него были добрые глаза, как у ангелов на фресках, и веселый нрав, все его любили и подкармливали. А прозвище такое он получил потому, что имел обыкновение, поднося к носу бутылку какого-нибудь мерзостного пойла, говорить: «Да, это не "хеннесси"! А когда напивался допьяна, изрекал как заклинание: «Хеннесси!» — и падал, как сноп, мгновенно сраженный сном.

Старик Хеннесси был поэтом. У него была заветная мечта — описать в громадной поэме, не слабее «Илиады», всех обитателей зеленки, весь этот разношерстный и неугомонный люд, мельтешащий и суетящийся в святых поисках свободы. Но за много лет он написал лишь первую строчку. По общему мнению, строчка была что надо. Некоторые даже называли его гением. Поэма должна была начинаться словами: «Вот стою и ссу в море!» Закавыка была только в том, что у Хеннесси не находилось времени засесть за продолжение. Он без конца лежал в клиниках, где его лечили от алкоголизма и куда его упекали сердобольные внуки, а потом возвращался в Коктебель и вновь доводил себя до «состояния Хеннесси».

— Да, да, да, — сказал он. — Я видел Пола вчера в городе!

Старик сидел у костра с миской, в которую Никита положил ему гречки с тушенкой и луком.

— Серьезно, дядя Хеннесси? — обрадовалась Саша. — И где же он сейчас?

— Откуда я знаю! Он ушел в хижину на горе.

— А точно это Пол? — не унималась Саша. — То есть это точно англичанин, в смысле ирландец?

— Англичанин… Да какой англичанин — он марсианин! — рассмеялся Хеннесси и начал нести какую-то чушь про Пола Ньюмэна и фильм «Кошка на раскаленной крыше». Иногда в этом бреду молниями проблескивали смыслы, выдававшие в старом пьянице помешавшегося на экзистенциализме столичного интеллектуала. После этой невнятицы шел подробный рассказ о Феллини, который, будучи участником Московского кинофестиваля, якобы заметил в толпе Хеннесси и поманил его пальцем.

— Он сказал, что у меня уникальное лицо и что он снял бы меня в своем новом фильме. Мы всю ночь проболтали с ним о кинематографе и о том, куда катится мир…

— Так где же, где эта хижина? — воспользовавшись маленькой паузой, спросила Саша. — Мы должны срочно туда идти!

Она была не на шутку встревожена.

— Хеннесси, где это? — присоединился к ее расспросам Никита. — Скажи нам, не томи!

Лицо Хеннесси ничего не выражало. Это было воплощенное эпическое спокойствие.

— За могилой Волошина. Надо пройти столько и еще столько же.

— А какие-то опознавательные знаки там есть?

— На крыше большая антенна… Ребята, это все, что я помню, честное слово. А паааамяяять, — задребезжал он, прикрыв глаза, — укрыыыыта такииииими болынииииими снегааааами…