Книга Где ж это видано?! - Серж Жонкур

Только вмешательство бабушки могло еще заставить родителей все-таки рассердиться на Тотора: во имя высоких педагогических принципов она приказала отцу отчитать сына — мол, нельзя вот так ни с того ни с сего исчезать, пропадать, не сказав никому ни слова. Но отец не смог, он не чувствовал себя вправе ругать единственного из нас, кто пытается хоть чему-то учиться, он понимал, что будет верхом несправедливости наказывать сейчас Тотора. Так что великодушие восторжествовало, и, решив, больше не стоять как вкопанные, мы уселись за столик, чтобы пропустить стаканчик-другой, пока братишка закончит писать. Группа поддержки с облегчением поняла, что примирение состоялось, и соответствующий вздох пронесся по залу.

Болван все не мог прийти в себя, поражаясь, насколько близко к сердцу вся эта честная компания принимает столь незначительное событие, он был совершенно подавлен и сильно раздосадован. Очевидно, его внутренний голос вел свою подрывную работу, глухая тоска постепенно разъедала его изнутри, как будто он понял, что в конечном счете у него ничего не получится, как бы он ни старался, ничего у него не выйдет…

— Слушайте, а что вы там обычно пьете?

— …Официант, четыре пива с пиконом.

* * *

— На самом деле нам нужны американцы, настоящие, которые топчут лунный грунт, а не сочиняют стишки, вкладывают деньги, а не марают бумагу; нужно, чтобы эти ребята снова протянули нам руку помощи… Уж они-то знают толк в зрелищах. Только они способны оценить все величие вашей судьбы, и вместо того, чтобы ждать, когда в такой благополучной стране, как наша, сами собой начнут рушиться стены; вместо того, чтобы в погоне за барышами морочить населению голову, надо посмотреть на вещи шире и нанести решительный удар, целясь в лучшее, что только можно придумать. А поскольку эти люди не отступают ни перед чем, поскольку они обещают щедрое вознаграждение уже за то, что вы стремитесь к успеху, можно не сомневаться — они с готовностью заплатят свою цену, стоит только пообещать им по-настоящему зрелищную катастрофу, что-нибудь из ряда вон выходящее, с кровью, и я уверен, они отправят нас куда угодно — в Бомбей, в Катманду или на Сатурн — в любое из доступных им мест…

С тех пор как Болван начал выпивать, его уже никто не останавливал, хотя состояние его ухудшалось — он плохо переносил пиво, и по глазам было видно, как хмель разъедает ему печень. Весь день он твердил о том, что потерпел полный крах, уверял, что Старый Свет слишком обмяк, чтобы породить полноценную катастрофу, и что наш эгоизм уклонистов исключает саму мысль о каком-либо бунте или восстании. В наши дни вся резня да мятежи случаются только в индивидуальном порядке, прошли те времена, когда от малейшего толчка разваливались целые государства, кончилась эра взрывоопасных трущоб и народных движений. Настоящие беспорядки остались лишь в учебниках истории, а массовые исходы теперь чреваты лишь пробками на дорогах, когда потоки людей и машин, слитых воедино, скапливаются у шлагбаумов на платных дорогах и все осыпают друг друга проклятиями. Но как только заканчивается сезон отпусков, ликвидируются последствия аварии или прекращается забастовка, уже через час все приходит в норму. Поверьте мне, чтобы увидеть что-то грандиозное, что-то стоящее, нужно не сидеть сложа руки, а отправляться в путь, поехать хотя бы в Африку, или даже в Персию, средневековье в двух часах лета отсюда, тем более что, когда пропустишь стаканчик, любые расстояния не проблема, и стоит только чуть-чуть подтолкнуть судьбу, стоит только собраться как следует или просто выпить еще по стаканчику, как сразу все получится, у нас все получится, видишь, вот как действует пиво с пиконом.

Дразня нас рассказами о Багамах, орудуя названиями, которые, как мы думали, только в словарях и встречаются, этот работник экрана добился-таки того, что все мы размечтались. Даже бабуля, хотя и была немало удивлена, открыв для себя факт существования иных континентов, была готова ехать с нами хоть на край света.

В трущобах Манилы терпит крушение поезд, всеобщая паника, настоящая мясорубка, вагоны, полные человеческих тел, по десятку на каждой лавке, не считая мертвых, которые лежат на полу… Чтобы такой поезд пустить под откос, даже не нужно ничего подстраивать, достаточно плохо припарковать машину, чтобы ее капот вылезал на пути, — и безумная давка обеспечена… Состав опрокинется в океан жалких халуп, масса бедолаг окажется погребенной под ним, эти бедняки несчастны изначально и будут умирать куда радикальнее, чем у нас, — в общем, новый «Титаник» в жарком климате… Там мы увидим такие драмы, о каких здесь и мечтать нельзя.

Мы все хорошо знаем, до чего алкоголь может довести трезвомыслящего человека, знаем, какие картины рождаются в его голове, когда градус разогревает рассудок, и все же, именно наслушавшись речей Болвана, отдающих горечью апельсинов и зеленого хмеля, мы открыли в себе тягу к путешествиям — желание, в общем-то явившееся лишь результатом чрезмерного возлияния.

* * *

Настоящий блокбастер… Мы приехали его снимать, а не смотреть, мы приехали, чтобы сравнять с землей Великий Запад и разорить Небраску, мы приехали отведать бурь, шагать через пропасти, и, раз уж нас подстерегает столько опасностей, чем ждать, пока они найдут нас, лучше спровоцировать их самим.

Таможенники были сильно озадачены нашим появлением, можно даже сказать, обеспокоены, они не понимали, что могло заставить такую армаду, как наша, отправиться открывать Америку. Едва мы сошли с трапа, нас тут же принялись допрашивать так, словно чуяли неладное, допытываясь об истинных целях нашего путешествия, — видимо, мы были не очень похожи на туристов или они опасались, что мы вдруг решим здесь остаться. Столкнувшись с такой подозрительностью, мы почувствовали себя даже не иммигрантами, а просто бомжами. Мы наткнулись на одну из тех преград, которые делают этот мир таким, каков он есть, и уж так здесь заведено, что, куда бы ты ни собрался, без бумажки далеко не уедешь.

Вместо того чтобы отпустить нас на все четыре стороны, эти бюрократы велели нам ждать, пока они что-то там проверят, — не слишком любезно с их стороны. А Америка-то уже вот она, в другом конце коридора, мы видели ее кусочек через стеклянную дверь, как в бассейне, когда платишь за вход, и этот момент растягивается до бесконечности, и мысленно ты уже там — в теплой воде и ароматах хлора, но нужно еще набраться терпения и для начала найти кабинку, чтобы переодеться. Самое же неприятное заключалось в том, что ты уже вошел, а тебя снова собираются задержать, угрожая новой проверкой. Тогда мы решили проскочить зайцем — опять как в бассейне — и сбежать от наших друзей-таможенников. Болван нашел это предложение интересным и многообещающим и спешно распаковал свою аппаратуру, не сомневаясь, что подобная инициатива выльется в неплохое зрелище. Ясно, что конфликт с иммиграционной службой и попытка прорваться на чужую территорию, как проскакивают мимо кассы в супермаркете, гарантируют нам приличную потасовку, тем более что эти ребята выглядели хорошо тренированными, а наш отец, впрочем, как и бабуля, не из тех, кто дает себя в обиду. Болван стал уже прикидывать, как он классно заснимет все крупным планом, он до того воспрял духом, стал вдруг таким уверенным в себе, что его было не узнать. Видно, наш веселый настрой передался и ему. Обстоятельства позволили Болвану возродиться к жизни, к тому же он только что перешел с пива с пиконом на виски со льдом, и на него, как и на нас, здорово повлияла смена материка.