Книга Падшие ангелы - Трейси Шевалье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец та тяжесть, что поселилась во мне после замужества — а может, была там с самого рождения, — стала отходить, словно пытаясь вырваться из раздувающегося, медленно увеличивающегося пузыря. Ангел смотрел на меня своим пустым взглядом, и на сей раз я была рада, что у него нет глаз, чтобы меня осудить, особенно в тот момент, когда пузырь лопнул и из меня вырвался пронзительный крик.
Когда все кончилось, я осталась лежать в его объятиях и сквозь ветви кипариса над нами смотрела вверх. Полумесяц все еще низко висел в небе, но надо мной уже зажглись звезды, и я увидела, как одна из них упала, словно для того, чтобы напомнить мне о тех последствиях, которые меня ждут. В тот день я видела и чувствовала в себе все симптомы, но решила не замечать их. Я получила наконец свое наслаждение и знала, что заплачу за него. Я ничего ему не скажу, но для нас это будет конец.
Почему я получил два счета от каменщиков с кладбища, остается для меня загадкой. «За ремонт могильного инвентаря» — гласил один из них. Он был выписан отдельно от счета за высечку на надгробии имени моей сестры. На ее похоронах я не заметил, чтобы с могилой что-то было не в порядке. Труди говорит, что ей об этом ничего не известно, но у Лайви сделался совершенно расстроенный вид, когда я упомянул об этом, и она выбежала из комнаты. Позднее она сказала, что у нее случился приступ кашля, но я никакого кашля не слышал. А Айви Мей посмотрела на меня так, словно ей ответ был известен, но сообщать его мне она не собиралась.
Мои дочери для меня еще большая загадка, чем этот мошеннический счет, который я отослал смотрителю назад с вопросом. Пусть разберется с этим — он, кажется, неглупый малый.
Так уж получается, что в затруднительных ситуациях мне все приходится взваливать на свои плечи. Новое поколение распоясалось. Это проявляется повсюду: в глупых модах (и это у них называется женским платьем!), в шокирующей вседозволенности, что царит в театрах, в этом нелепом женском суфражистском движении, о котором столько разговоров. И даже — посмею сказать — в поведении нашего короля. Искренне надеюсь, что мать ничего не знала о его шашнях с этой миссис Кеппель.[17]
Молодым не хватает того нравственного стержня, какой был у нашего поколения, и к старшим же в конечном счете всегда бегут за помощью, когда требуется грудью закрыть пробоину. Я не жалуюсь — если я могу помочь, то сделаю все, что в моих силах, из одного только христианского милосердия. Когда же такое происходит в доме моего собственного сына, я воспринимаю это как личное оскорбление, поскольку это бросает тень на него самого и на доброе имя Коулманов.
А Китти словно слепая. И кому, как не мне, пришлось зажечь лампу, поднести ее к темным углам и осветить их для нее.
Я пришла на ланч, который подавали на этом жутком сервизе в черно-желтую клетку — еще один пример нынешних фривольностей. Но еще хуже было состояние их горничной. Она грохнула блюда на стол и снова вразвалочку удалилась. Я сидела как громом пораженная. Китти, избегая моего взгляда, ковырялась у себя в тарелке с вареной рыбой и молодой картошкой. Я не одобряю отсутствие аппетита — это верх эгоизма в мире, где столько лишений. Я бы развила эту тему, но в тот момент меня больше волновала проблема Дженни.
Начала я мягко.
— Моя дорогая, — сказала я, — у Дженни далеко не лучший вид. Вы с ней говорили об этом?
Китти посмотрела на меня недоумевающим взглядом.
— Дженни? — рассеянно переспросила она.
— Ваша горничная, — сказала я более твердо, — с ней не все в порядке. Вы наверняка уже заметили это.
— А что с ней такое?
— Ну же, дорогуша, откройте глаза. Это же ясно как божий день — что с ней такое.
— Правда?
Меня это уже начинало раздражать. Хотелось просто встать и хорошенько ее встряхнуть, как если бы она была маленькой девочкой вроде Мод. В некотором смысле Мод — более зрелая, чем ее мать. Я была разочарована, когда она не присоединилась к нам за ланчем, — иногда легче говорить с ней, чем с Китти. Мне сказали, что она у подружки. Но, по крайней мере, в отсутствие Мод я могла говорить с Китти более откровенно.
— Она вляпалась в неприятности. Нагуляла себе живот, — добавила я, чтобы не оставалось никаких сомнений.
Китти, нарушая все правила приличия, позвякивала ножом и вилкой о тарелку и пялила на меня свои темно-карие глаза, которые много лет назад одурачили моего сына. Она была очень бледна.
— Она по меньшей мере на шестом месяце, — продолжала я, а Китти, казалось, дар речи потеряла. — А может, и того больше. Я всегда знала, что эта девица добром не кончит. Она мне никогда не нравилась — уж слишком дерзкая. Да на нее достаточно раз глянуть. Еще и поет во время работы — я бы подобного от служанки не потерпела. Я так понимаю, этот ее хахаль жениться на ней не собирается, а даже если и женится — здесь ей, так или иначе, нельзя оставаться. Кому нужна замужняя горничная, да еще и с ребенком. Вам нужна девушка без хвоста.
Моя невестка продолжала пялиться на меня растерянным взглядом. Было совершенно очевидно, что ей с этим не справиться и мне нужно брать бразды правления в свои руки.
— Я поговорю с ней после ланча, — сказала я. — Предоставьте это дело мне.
Китти несколько секунд молчала, потом кивнула.
— А теперь ешьте свою рыбу.
Она еще какое-то время поковырялась в тарелке, а потом заявила, что у нее мигрень. Я видеть не могу, когда добро пропадает, но в данном случае ничего не сказала, поскольку она и в самом деле перенесла шок и выглядела больной. К счастью, у меня здоровье более крепкое, и я доела свою рыбу, которая была, кстати сказать, очень недурна, разве что соус — жирноват. Слава богу, в доме есть миссис Бейкер — придется ей взвалить хозяйство на свои плечи, пока мы не подыщем замену. У меня были сомнения насчет нее, когда Китти ее только наняла, но она хорошая кухарка и к тому же добрая христианка. Взять на работу вдову — хорошее дело, она, как и я, ничего особенного от жизни уже не ждет.
Дженни пришла убрать со стола, и я не сдержалась — покачала головой при виде этой наглости. Поразительно! Она что — думала, что может разгуливать по дому с таким животом и никто не заметит? Я полагаю, она хорошо знает свою хозяйку. Если бы я не ткнула Китти носом, она, может, так ничего и не заметила бы, пока в доме не раздался бы крик младенца! Я видела, как Китти разглядывает Дженни, когда та наклонилась, чтобы собрать наши тарелки, и как некая тень страха пробежала по ее лицу. Она явно была не готова уволить Дженни. Я же не испытывала никакого страха — только благочестивую решимость.
