Книга Дети Барса - Дмитрий Володихин

— Я пойму.

…Бал-Гаммаст уже несколько раз въезжал в Баб-Аллон Царской дорогой. Вместе с отцом. Если бы потребовалось специально отыскать самый грязный, самый некрасивый и самый неудобный путь от главных ворот до Лазурного дворца — лучше Царской дороги не найти. В самом начале она хотя бы широка: там, где прорезает богатый и невыносимо вонючий квартал кожевников. Впрочем, все столичные дороги, начинающиеся у ворот, широки. Не меньше двадцати шагов. И покуда голова армии не миновала квартал кожевников, Апасуд и Бал-Гаммаст держались точнехонько середины. Царило полное безветрие, губительный запах стремительно усиливался — сделай только шаг влево или вправо… С одной стороны выстроились в шеренгу скромные, но исправные двухэтажные домики ремесленников, которые работают на Храм и на Дворец, С другой — дома вольных кожевников, работающих на себя. Здесь и бедные тростниковые халупы, и целые дворы зажиточных хозяев. Через каждые два-три дома — лавка. Весь квартал выкрашен в алое и коричневое — любимые цвета гильдии кожевников.

Вскоре Царская дорога сузилась вдвое и вильнула в противоположную сторону от дворца. Бит убари энаим, то есть первый, самый древний квартал чужеземцев. Цвета буйствуют без меры и порядка, все краски, какие только существуют на белом свете, щедро положены на стены и крыши… Тут исстари жили люди пустыни — кочевники с Захода и Полночи. Когда-то их даже боялись селить в пределах городской стены: вспыльчивые, непокорные, они сулили одни неприятности. Но из них выходили неплохие солдаты и лучшие на земляной чаше тамкары. Лукавый ум не давал им вернуться из дальних стран без прибытка. Потом прежние кочевники переженились на местных, так что теперь их не сразу отличишь от природных бабаллонцев. Только говор чуть иной да кое-что из одежды. Настоящие люди пустыни, приводя караваны в великий город, с презрением смотрят на бывших сородичей: мол — вы! размякли от нетревожной жизни, ослабли духом. Те отвечают тем же: мол — вы! дикие люди, не знаете всех благ цивилизации. В бит убари энаим победителей встретил шумный и пестрый народ. Женщины махали платками, мужчины отпускали шуточки, такие, что с первого раза и не поймешь — то ли смеяться вместе с тем, кто пошутил, то ли дать ему как следует в зубы… Солдатам совали финики, кувшины с молоком, куски баранины, завернутой в тонкие пресные лепешки.

Еще уже стала Царская дорога в грязном и пустынном квартале осадных дворов. Если чужое войско осадит Баб-Аллон, сюда должны прийти земледельцы из окрестностей города. Вода в здешних колодцах очень хороша — чиста и сладка. За каждой семьей записан особый дом, так что места хватит всем. В мирное время осадные дворы поддерживают в порядке младшие дети, нелюбимые жены, бедная родня. Тут и живут. Впрочем, последний раз кошмарные гутии добирались до столицы Царства еще при Кане II, а при Маддан-Салэне бабаллонцы бились с мятежниками Полдня прямо на улицах города, тут уж не до осадных дворов… Столько десятков солнечных кругов прошло с тех пор! Все давно забыли в великом городе, что это такое — осада… Но обычай содержать дворы никто не отменил. «Царство любит надежность!» — говаривал, бывало, отец царевича.

Весь этот квартал поставлен на плохой земле. И по всему Баб-Аллону ходят о нем недобрые слухи. Когда-то в старину здесь жили мастера тайных искусств. Всякого рода бару — гадатели и предсказатели — занимали четыре улицы: улица мастеров цифр и куба, улица мастеров жребия и земли, улица мастеров воды и масла, улица мастеров полета птиц и звериных внутренностей.

Обычай копаться в будущем — древний, его знали еще до Исхода… Сначала вера в Творца потеснила ремесло бару, потом гадать и предсказывать стало… как-то неудобно, еще позже — неприлично, а последних бару царь Донат I не поленился особым указом выселить за городскую стену. Среди незатейливых бару иной раз скрывался настоящий злокозненный машмаашу — мастер путей за стену и бесед с духами, маг. Темное искусство магии в Баб-Аллон принесли купцы из рода людей суммэрк, и как-то всякий раз она выходила боком. Или соседним кварталам, или всей столице сразу… Ее считали бедой чуть получше наводнения и существенно хуже, чем пожар.

Апасуд обернулся к брату:

— Говорят, на бывшем Перекрестке Звезды, знаешь, там.».

— …там, где сходятся бывшие улицы бару? Знаю. Плоский камень действительно лежит на самом перекрестке. И первая из «Восьми таблиц Син-искусителя и Син-соблазненной» там, действительно, раз в шесть дней проявляется. Прямо на камне, братец.

Апасуд вздрогнул:

— Я полагал, сплетни, чепуха… Надо бы поговорить с первосвященником. Может быть, опасно… А ты не ошибаешься, Балле?

— Х-ха! «Знаешь ли ты, ищущий, каков закон, подаренный смертным муже-женщиной в свете ночи? Хочешь ли ты, ищущий, призрев низкое знание, обрести могущество? Готов ли ты, ищущий, жизнь и волю отдать за него? Тебе лягут под ноги тайны времени, и будешь знать час гибели царей, исход битв и день пришествия мора…»

— Ради имени Его! Остановись. Какую чушь ты несешь! Что это? Может быть, здесь кроется нечто опасное. Откуда это?

— Как раз первая таблица. Самое начало. Опасность? Да любой служитель Храма, любой, самый низкий слуга первосвященника заставляет все эти магические знаки раствориться, один раз прочитав коротенькую молитву. С каких пор ты стал таким боязливым?

— Оставь, Балле. Ты не понимаешь. Я совсем не хотел и не хочу того, что легло мне на плечи. Тысяча угроз нависла над Царством, и я не должен упустить ни одной… Как увидеть мне, как предупредить каждую новую беду, стремящуюся к столице Царства гремящей водой? Как остановить…

— Где-то я это уже читал. Э-э-м-м… Братец! Да зачем тебе это? Монолог царя Кана II, который за него придумала жена? Да еще через пять солнечных кругов после его смерти… Разве ты не помнишь, каков он в его собственном «Каноне наставлений»? Неужто не помнишь? Веселый, хитрый, пронырливый и храбрый. Хорош! Чудо как хорош! Неужто не помнишь? Да мы же вместе читали!

— Матушка считает иначе. Матушка полагает, что царица Аларкат, его жена, глубже проникла в суждения супруга, чем он сам. Это был праведный, добродетельный человек.

— Апасуд! Вспомни же: «Никого не бойтесь, никогда не выбирайте между плохим и плохим, любите своих солдат и не ждите беды от доброго вина. В остальном положитесь на Бога». Как сказано!

— Насчет вина. Я бы выразился как-то помягче. Не стоит до такой степени откровенно…

— У него там в другом месте говорится: «Беда приключается от двух причин: от твоей слабости и от твоей глупости". Если ты не слаб и не глуп, искушение вина тебе нипочем.

— Не хочу напоминать тебе о твоем возрасте, брат. Но зрелое размышление требует большей осторожности в оценках.

«Как баба! Творец, вразуми, вразуми моего зануду, я тебя очень прошу!» — подумал царевич. Однако вслух сказал иначе:

— Не стоит нам спорить о таких тонких вещах. Наверняка люди его оценивают по-разному. — Бал-Гаммаст знал упрямство Апасуда как никто. Если уперся — не сдвинешь и двумя конями. Ладно. Не важно.

— Вот, Балле! Я искренне радуюсь твоему благоразумию…