Книга Вся жизнь перед глазами - Лора Касишке

У мороженого тяжелый вкус холодной сладости. Пареньку за стеклянной стойкой пришлось долго выковыривать его из ведерка серебряной ложкой. Это был тщедушный парень лет семнадцати, весь в красных прыщах, с багровым фурункулом на шее.

Наконец, шарик шоколадно-мятного мороженого приземлился в вазочку, а шарик ванильного — в сахарный рожок. Они заплатили и вышли на улицу, где устроились со своим мороженым на лавочке под деревом у самой кромки тротуара.

На скамье напротив сидел мужчина с маленькой дочерью. Девочка так тесно притиснулась к отцу, что они казались приклеенными друг к другу. Он был молодой и красивый. Девочка, потряхивая светлыми хвостиками, старательно лизала синеватый шарик, а отец с восторгом наблюдал за ней, щуря глаза — то ли от удовольствия, то ли от яркого солнца.

Девочка была полностью поглощена мороженым, которое называлось «Голубая луна», но, по всей видимости, ей было совершенно необходимо чувствовать рядом присутствие отца, потому что, стоило ему оторваться от нее на какой-нибудь сантиметр, как она мгновенно придвигалась к нему, ликвидируя разрыв.

Мороженое… Плотное, но бесформенное: в нем нет центра, структуры, скелета. Его приторная сладость легко проскальзывает в желудок и долго там не тает. Они поднялись со скамейки и медленно побрели домой, мимо маленькой девочки, чья «Голубая луна» уже начала подтаивать, роняя на папины брюки яркие капли. Он этого не замечал.

Пол пошел наверх поговорить с Эммой, а Диана на кухне открыла морозилку.

Что приготовить на ужин? Может, просто поджарить бургеры? Эмма их любит. А к ним — замороженную картошку фри. И побольше кетчупа.

Сама Диана любила бифштексы.

С кровью.

С прожаренной до черноты корочкой.

Чуть подгоревшие и хорошо посоленные. На ребрышке или с косточкой.

Впрочем, тогда придется идти в магазин, а сейчас уже слишком поздно. Она почувствовала, что хочет есть. Не просто хочет есть, а умирает от голода. Надо побыстрее что-то схватить.

Диана вынула из мясного ящика в холодильнике фарш. Охлажденный, в целлофановой вакуумной упаковке. Темно-красный, с прожилками жира. Острым ножом надрезала целлофан и сняла пленку.

Ее обдало чуть сладковатым запахом, и рот сразу же наполнился слюной.

Положив мясо на рабочий стол, она вытащила пакет с замороженной картошкой, включила духовку и высыпала картофельные ломтики на противень.

Они были твердыми, в инее, и, пока она их раскладывала, обожгли ей руки холодом. С крючка, где та всегда висела, Диана сняла глубокую сковороду с длинной ручкой, поставила ее на плиту и зажгла газ.

Голубое кольцо огня вырвалось на свободу, как будто только этого и ждало.

Рубленая говядина холодила ладони, но все-таки не так, как замороженный картофель. Диана разделила фарш на небольшие плоские котлетки, и руки покрылись восковой пленкой жира. Пришлось долго тереть руки мылом под горячей водой.

Когда сковорода разогрелась, она выложила на нее три из четырех — две для Пола — котлеты. Едва сырое мясо коснулось раскаленного металла, раздалось обычное яростное шипение.

Оставшуюся котлету она поднесла к лицу, прямо к носу, и вдохнула ее запах…

Диана уже не помнила, когда она успевала проголодаться настолько, чтобы захотеть отведать сырого мяса.

Она понимала, что это не лучшая идея — есть сырое мясо.

Бактерии, глисты и паразиты. Коровье бешенство.

Но мясо было абсолютно свежим. Диана знала, что есть рестораны, где подают сырую говядину, а в некоторых странах блюда из нее считаются деликатесом. И чем, интересно, сырое мясо отличается от суши, которое она обожала?

Она откусила от краешка.

Даже вкуснее, чем она предполагала.

Холодное и нежное.

Если бы не освежающий привкус крови, оно казалось бы почти безвкусным.

Она протянула руку за солью, но в последний момент передумала, решив, что именно неотчетливая влажная мягкость делает вкус мяса таким привлекательным. Плюс ощущение чего-то гладкого, скользящего по языку, ни с чем не сравнимого. Что-то нежное, как пудинг, и скользкое, как мороженое или гуакамоле — пюре из авокадо с томатами, — только более плотное. Наверное, это и был вкус плоти. Прежде чем Пол с Эммой спустились на кухню, она проглотила всю котлету.

Часть третья

Тишина

— Ты что, не будешь бургер? — спросил Пол.

Они сидели за обеденным столом, но Эмма не поднимала глаз от тарелки.

— Я свои уже съела. — Диана пожала плечами. — Пока вы были наверху. Прямо умирала от голода. Буду только картошку.

Она перевела взгляд с Пола на Эмму, потом вопросительно посмотрела на мужа.

Тот в ответ пожал плечами и неопределенно покачал головой.

Все-таки замечательно, как они с Полом понимают друг друга, подумала Диана, и эта мысль согрела ее. Самым лучшим доказательством ее близости с мужем была их способность общаться без слов.

А вот ее родители так никогда и не нашли общего языка. Они жили в браке десять лет, но Диана никогда не воспринимала их как пару. Ей было восемь, когда они расстались, но на самом деле жизнь развела их гораздо раньше. У нее не осталось ни одного детского воспоминания, в котором присутствовали бы и мать и отец одновременно. Они ели в разное время, по вечерам сидели в разных комнатах, каждый перед своим телевизором и смотрели каждый свои излюбленные передачи. Спали они в одной постели, но при этом обитали на разных континентах: его материк был влажным и жарким, ее — чистым и песчаным, овеваемым легким бризом.

Спустя годы, когда Диана попала в беду, ее давно разведенные родители встретились снова — словно ступили на мост через разделявшее их пространство. Родительский мост. Диана все еще помнила то странное ощущение тепла, которое разлилось у нее по всему телу, когда в то сумрачное зимнее утро мать примчалась в полицейский участок и бросилась, обливаясь слезами, к отцу, а он спокойно и уверенно стал гладить ее по спине.

Наверное, у них все могло быть по-другому. Или нет?

Если бы они не развелись, сумев преодолеть взаимную ненависть, еще неизвестно, какой была бы ее юность.

Но одно она знала точно: если бы родители не разошлись, она, их дочь, не попала бы в полицейский участок.

Теплота быстро сменилась холодным отчуждением. Из участка пришлось уезжать на машине матери, потому что отец оставил свою на работе. Мать начала выпытывать почему, он тут же замолчал и сгорбился, вжавшись в угол пассажирского сиденья. Потом, слово за слово, они затеяли свару из-за Дианы, которая съежившись сидела между ними — униженная и раздавленная, мечтая, чтобы они наконец сменили тему разговора. Они осыпали друг друга оскорблениями, и каждый старался свалить вину на другого. Диана молча смотрела в окно, за которым медленно проплывал Бриар-Хилл.