Книга Балканский венец - Вук Задунайский

Обернулся ночной гость. Был он таким, каким видел его себе Ратко, – и не таким. Глубокие морщины лежали на лице – а ведь был он вроде не стар, когда умер, сорока пяти лет от роду. И шел поперек его шеи страшный багровый шрам. Уставился на Ратко гость – будто дырку в нем просверливал. Мерцали глазищи его зеленым светом, как у кошки. От этого прошиб Ратко хладный пот, подался он назад и уперся спиной в стену. Заглянул к нему в душу ночной гость – и тут же прикрыл глаза, спрятал силу свою бесовскую под ресницами, только промолвил усталым голосом:

– Хороший ученик у тебя, святой отец. Мне такого не дал Господь.

– Почто ты пожаловал, дух нечистый?

– Вы звали меня.

– Знали бы, что придешь, – не произнесли б имени твоего поганого.

Испугался Ратко – а ну как господарь осерчает на такие слова? Что он потом с ними сделает – страшно даже подумать. Но рассмеялся ночной гость. Тихо рассмеялся, и стены кельи сотряслись от его смеха.

– Почто ты бранишься, святой отец? Не к тебе пришел я. К нему. Он меня звал.

Сказал это Дракула и указал на Ратко рукой. Дивной была сия рука – с длинными острыми ногтями, пальцы унизаны златыми перстнями с каменьями драгоценными.

– Он дитя малое, неразумное. Мало ли что ему в голову-то втемяшится?

– А и напрасно не веришь ты отроку, святой отец! Честен он, и нет греха на нем. Я доверял таким.

– Ты пришел поведать нам о нашем грехе? Ты, дьявол во плоти человеческой?!

Забился Ратко в темный угол, зажмурил глаза – страшно было ему даже взглянуть на господаря Влада. А тот и вправду осерчал, вскочил на ноги:

– Да кто ты такой, монах, чтоб судить меня? Ты просидел всю жизнь в келье и ничего не видал, кроме книг своих. А знаешь ли ты, как пахнет паленое человеческое мясо? Видел ли, как турки прикалывали копьями младенцев к груди матерей их? Отгонял ли ты волков, грызущих трупы твоих братьев, что валяются вдоль дорог? Ходил ли ты на врага конным строем – копье к копью? Как ты можешь судить меня?

– Многих людей убил ты неправедно, смертию лютою, отверг ты Христа в сердце своем…

– А что бы ты делал, монах, окажись ты на моем месте? Удалился бы на молебен, как третий мой братец, оставив землю туркам на поругание?

– Но не только врагов лишал ты жизни…

– Иные друзья хуже врагов! Я делал для них все, что возможно, даже невозможное делал – но как они отплатили мне за это? Я искал друзей – но они отреклись от меня. Я искал свой народ – но он погряз в грехе. Я искал любовь – но она ускользала от меня. Я искал воинство свое – но оно покинуло поле боя. Я искал бояр верных – но они предали меня. Я искал врагов – но они оказались трусливыми собаками. Я искал побратимов-рыцарей – но они превратились в торгашей, грызущихся за золото папское. Я искал брата – но он отсек мне голову и отослал ее султану…

Откинул господарь волосы и показал на свой шрам, свидетельство усечения главы.

– Что заслужили все они?! Они заслужили смерть! Они недостойны того, чтобы жить! Мортэ лор! Мортэ лор!

Страшно говорил Дракула – ажно сотрясались стены монастырские. И как братия не проснулась? Но ведомо было Ратко, что никто, кроме них, не слышит этого гласа. Схватил господарь со стола яблоко неспелое, сжал его в руке – и брызнул из кулака белый сок, потек по пальцам, а когда разжал господарь кулак, то была там вместо яблока будто бы горстка цицвары. Но прошел его гнев – так же быстро, как начался. Молвил господарь таким голосом, что будто нес он нестерпимо тяжкий груз, но иссякли силы его:

– Что бы ты сделал, святой отец, узрев все это? Затянул бы петлю у себя на шее?

– Если нельзя было помочь этим людям – ты должен был уйти…

– И оставить их одних? Нет, святой отец. Не может господарь покинуть свой народ. Я искал смерти – но смерть бежала от меня, и была мне дарована вечная жизнь. До тех пор, пока не затрубят рога Дикой Охоты.

– Творил ты богопротивные вещи, господарь…

– А кто не творил их? Матиаш? Штефан? Мухаммед? Кто?!

– Но воители святые на поле Косовом…

– Чем помогли они народам своим, сложив голову в битве? Я творил чудеса, кои творили они, я защищал веру так, как защищали они, я мучился так, как они мучались, – но лики их красуются в ваших храмах, а мои посбивали со стен. За что? Только за то, что не смог я стать святым угодником? В чем тогда она, ваша справедливость?!

– Погубил ты свою душу…

– Разве значит она что-то по сравнению с тысячами душ таких, как он? – снова указал господарь на Ратко.

– Ты служил Сатане и каждый год выходил из лесу весь в крови невинных младенцев…

– Чушь! Да, я вызывал Дикую Охоту. Но кроме нее, никто не мог помочь мне. Христос давно отвернулся от наших земель – иначе как бы он мог смотреть на то, что творят нехристи с его паствой? А Дикая Охота давала мне силу. Кровь, что на мне, – моя кровь. Древним богам не нужна чужая.

Задумался отец Николай. Долго стояли они с господарем друг против друга, Ратко и шевельнуться боялся. Наконец молвил отец Николай:

– Ты спросил у меня, кто я? Я книжевник, пишу летописи, перекладываю древние хроники на новый лад. Пройдут века, и люди забудут о том, что было. А кто им напомнит, кроме меня? Про все забудут – про царей и воевод, про князей и простых людей, про зло и добро. Все стирается из памяти людской. Неоткуда будет людям узнать о своих корнях, кроме как от меня. И будет все так, как я начертаю. И судить о тебе, господарь, будут по моим книгам. Но сам я тебя не сужу, ибо недостоин. А вот он, – показал отец Николай на Ратко, – достоин, ибо чист душой.

Опустил глаза господарь Влад, пали длинные тени от ресниц на щеки его, и молвил тогда:

– Да будет так!

– Подойди сюда, – тихо сказал отец Николай Ратко. – Смотри. Узнаешь? Это сказания о господаре валашском Владе Дракуле по прозванию Цепеш. Все три. Вот первое. Вот второе. Вот третье – я закончил его, пока ты спал. Мы с гостем покинем келью – негоже ему тут оставаться. А ты выбери одно из трех сказаний и отнеси его в монастырскую библиотеку. Два же других сожги в жаровне. Понял ли ты меня, сын мой?

– Да, отче. Я понял.

– Смотри, не ошибись. Тебе решать судьбу господаря Влада и народа его.

Кивнул Ратко головой, но смотрел все время на гостя не отрываясь – видать, и вправду был у Дракулы дурной глаз. Вышел отец Николай из кельи, за ним двинулся и господарь Влад. Выходя чрез дверь, наклонился он пред низким косяком. Наклонился, но на миг обернулся, глянул на Ратко напоследок своими глазищами – и зашуршал соболями по каменной кладке узкого хода.

Стихло все в предутренний час. Спокойно спал древний монастырь за крепкими стенами. Стоял Ратко подле стола, на котором лежали три стопки пергаментов. Стоял – и не мог решиться, какой из них взять. То к первому руки тянулись, то ко второму, то к третьему… Все они были истинными. Все они были ложными. Не смог Ратко сделать выбор. Кто он такой, чтоб судить господаря Влада? Не ведал Ратко, было ли дело господаря правым или неправым. Но в том, что сам он задумал дело правое, сомнений у него не было. Сложил Ратко все три сказания в суму, а в жаровню бросил список с «Жеста Хунгарорум», залитый намедни чернилами, – туда и дорога этим венграм. Запамятовал отрок, что решает он ныне судьбы народов. Не потому ли закатилась с той поры звезда королевства Венгерского?