Книга Любовники чертовой бабушки - Людмила Милевская

Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала.Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежалчерный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкойсползала на брюки, исчезая под пиджаком.

«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я изаснула.

Бессонная ночь, наконец, меня уморила.

Глава 17

Проснулась я от острого ощущения страха. Оглянулась — вокругмир и покой, сонное царство: головы пассажиров знай одна за другой откидываютсяна спинки кресел. А мне катастрофически расхотелось спать. Пришлось глазеть посторонам. Страшная скука. Я сожалела, что не прихватила веселенького журнальчика,а запаслась толстой и нудной книгой, пригодной лишь для гнета при закваскекапусты.

Вдруг стюардесса, чья спина была странно напряжена,пролетела мимо меня к кабине пилота.

Я растревожилась: не падаем ли?

Самолетам не доверяю. Будь моя воля, летала бы с тремяпарашютами за спиной.

В салон тем временем вышел строгий пилот. Он остановился впроходе, рядом со мной, и тихо повел беседу. Его собеседник был скрыт от моихлюбопытных глаз высокой спинкой кресла, но я отчетливо слышала, что речь идетоб угоне. Требования выдвигались фантастические — оставалось дивиться запросамнаглеющих террористов.

«Вот непруха! — содрогаясь, подумала я, — если меняраздражали каких-то два трупа, то здесь их может оказаться значительно больше:целый салон. И почему террористам приспичило угонять самолет со мной на борту?Могли бы повременить, я летаю не так уж часто».

А голова террориста (уж не знаю, хорошо ли это, плохо ли)поднялась выше спинки и развернулась ко мне лицом. Я содрогнулась вторично:«Батюшки светы! Рыжая образина!»

Дальнейшее вспоминается калейдоскопом. Мой седовласый соседмгновенно извлек из-под мышки оружие и направил его на урода. Час от часу нелегче! В общем-то я не возражала, но мог последовать и ответный выстрел, а ктопоручится за меткость стрелка? Вдруг он промахнется и попадет в меня?

Не осуждайте, но я сочла за благо подружиться с уродом, вкоторого целился мой седовласый сосед. Как законопослушная гражданка я осудиласоседа (наглец, пронес на борт пистолет!) и приняла меры. Тяжелая книга, которуюя оскорбила, как раз очень мне пригодилась. Книга сама вдруг обрушилась накисть руки седовласого; ни с того ни с сего грохнул выстрел. В салоне поднялисьвизг, вопли и вой, а командир экипажа пригласил террориста продолжить мирныепереговоры.

«Дождусь их конца в туалете», — решила я, но стюардессавнезапно преградила дорогу.

— Сидеть! — категорично заявила она.

Пришлось покориться ее агитации.

Вскоре в салоне вновь появился урод-террорист. Взвинченныепассажиры восприняли его трепетно и уважительно. Некоторые даже подняли руки,заверяя в полной своей безобидности. Все поняли, что мы приземляемся, и, судяпо времени, где-то уже во Франции. Почувствовав, что рядом земля, всеммучительно захотелось жить.

Террорист шел по рядам и удовлетворенно кивал головой, даваяпассажирам понять, что входит в их положение и постарается не слишком ихбеспокоить.

Когда между террористом и пассажирами установилось дружескоепонимание, откуда ни возьмись выскочила стюардесса. Охваченная желаниемпроверить, все ли пристегнули ремни, стюардесса, завидев урода, мгновенноизменила маршрут и намерения. Она поспешила вернуться обратно, но террористбедняжку настиг. Пассажиры дружно и облегченно вздохнули, понимая, что лучшейзаложницы, чем стюардесса, уроду и не найти.

Когда же террорист прихватил и меня (вот она, чернаянеблагодарность!), тут уж все окончательно успокоились и занялись своимиделами. Некоторые особо храбрые пассажиры даже развернули газеты, демонстрируяполное безразличие к происходящему.

А я уже сожалела, что приглянулась уроду, и ужасно обиделасьна свою толстую книгу: зачем она помешала седому в террориста стрелять?

Заметив мое расстройство, урод обратился ко мне изахваченной стюардессе.

— Девушки! — миролюбиво воскликнул он, беспечно помахиваяперед нашими носами своим пистолетом. — Сейчас мы пройдем к командиру ивыскажем ему свои пожелания. Я — свои, вы — свои.

Пришлось поинтересоваться:

— О каких пожеланиях идет речь?

— Пожелания у вас быстро появятся, как только узнаете промои, — пригрозил террорист.

Пришлось успокоиться. Дальнейшее разочаровало меняокончательно. Урод выдвинул примитивное и совершенно нестильное требование:обеспечить ему безопасный уход, после чего он клятвенно обещал отпуститьзаложниц. Я пыталась уговорить его, чтобы он ограничился одной стюардессой иливзял вместо меня кого-нибудь посимпатичней. Вон та, рыженькая, к примеру,совсем недурна, на мой вкус.

— Дурной вкус, — оборвал меня террорист и прикрикнул:

— Гордись, дура, что выбрал тебя.

Я решила: бесполезно хвататься за молот войны. Изагордилась.

Пока шли переговоры с землей, пассажиры оправилисьокончательно: их разбирали нормальные человеческие чувства. Теперь они,сотрясаемые ураганом любопытства, гневно требовали от командира подробнейшихразъяснений: что, в конце концов, происходит?

Некоторые так увлеклись, что покинули кресла, игнорируяпризывы самого террориста оставаться всем на местах. Урод был вынужден пойти накрайние меры: он выстрелил в воздух. Все мгновенно одумались, но требований несняли. Командиру экипажа пришлось-таки пойти в народ с разъяснениями. После егократкой речи все обрушились на террориста таким шквалом любви, что в двухсловах не расскажешь. Даже я сожалела, что он урод, так захотелось мне поощритьего своим телом.

Оказывается, бедняга отважился на опасный поступок из святыхдружеских побуждений. Друг его детства умирал от бандитской пули в лучшейфранцузской клинике, дорогой зверски, до жути. Он умирал, а его не лечили,безжалостно требуя платы. Террорист оказался бедным, еще беднее, чем раненыйдруг. По этой причине террорист собирался держать заложников (меня истюардессу, если вы еще не забыли) до конца операции, пока бесплатно не спасутего друга.

Я уже и не против была, но до операции друг не дожил: недотянул до конца переговоров.

После трагического сообщения с французской земли требованиятеррориста резко переменились. Террорист загоревал и пожелал избежатьнаказания, но сделать это он непременно хотел почему-то в Париже. Причем в моемобществе. Я, конечно, была польщена, но боялась, что нарушатся мои планы. Притаком раскладе слишком велик риск потерять Тонкого. Что без Тонкого делать вПариже, я совершенно не знала. Без Тонкого ладно, а что делать в Париже безденег? Вопрос, согласитесь, покруче того, который житья не давал принцуГамлету.