Книга Пятиозерье - Виктор Точинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...Степаныч вскочил, звон и стрекотание еще звучали в его ушах, подошел нетвердыми шагами к шкафу, торопливо нащупал нагревшуюся за день бутылку, зубами сорвал пробку-колпачок — острая фольга резанула губы — и стал пить торопливо, не чувствуя вкуса и градуса, торопясь провалиться в беспамятство, в забытье, в темноту...
Капли пролитой водки смешивались с каплями крови и падали на давно не мытый пол.
Ночь. Темнота. «Варяг»
Вожатая Алина по прозвищу Киса в сегодняшних посиделках у Астраханцевой не участвовала — и не только оттого, что дежурила по шестому корпусу, а в гости к ней заглянул Леша Закревский, — Алине вообще претила Ленкина компания.
Около полуночи, проводив Лешу до дверей корпуса, Киса заглянула в палату, где квартировал Дронт со своими приятелями.
Мальчишки вернулись сегодня поздно, задержавшись после отбоя, обычным в таких случаях путем — через окно первого этажа. Алина слышала, как происходит злостное нарушение режима, но в тот момент... В общем, в тот момент она была немного занята.
И теперь заглянула в палату — все ли в порядке?
Зашла, постояла, ожидая пока глаза привыкнут к полумраку, потом пересчитала присутствующих — все пятеро на месте. Что с сегодняшнего утра в палате живут шестеро, — Алина не вспомнила, несмотря на то, что провалами памяти не страдала. И сидевшего со скрещенными ногами мальчика не увидела, хоть и скользнула взглядом по отчетливо видневшимся в темноте белым волосам...
Ночь. Темнота. Город
Огромный город заснул гораздо позже, чем затерянное в лесах Пятиозерье.
Но тоже уснул, покрытый какой-то не совсем полноценной тьмой — белые ночи закончились, но легкий намек на них еще оставался. Полная луна и несколько самых ярких звезд светили на непонятном фоне — цвета воды в стакане, где рисующие акварелью дети долго мыли кисточки.
Город уснул, хотя отдельные его жители продолжали бодрствовать. Проезжали редкие машины; запоздалый прохожий замысловатым зигзагом завершал дневной путь; в доме напротив упорно горели два окна.
...Окурок трассирующей пулей прочертил нисходящую траекторию и разбился красными искрами об асфальт, медленно твердеющий после дневного зноя.
Человек, показавшийся сегодня (вернее, уже вчера) поварихе Вере так похожим на генерала Лебедя, вернулся от форточки к заваленному бумагами столу. Спать хотелось зверски, но в последнее время, в погоне за ускользающим временем, он установил три часа как суточную норму сна.
На столе лежали торопливо нарисованные, но весьма точные схемы лагеря «Варяг»: спальные корпуса и хозяйственные постройки, пляж и волейбольная площадка, столовая и БАМ — все, что он успел разглядеть и запомнить.
Память у него была абсолютная, при нужде подсказывающая страницы давно читаных книг и интонации давно отзвучавших разговоров. Много лет назад любимая женщина говорила ему, что это ненормально, что это такое же отклонение от здорового человека, как склероз или слабоумие. А он улыбался (тогда он еще умел улыбаться) и рассуждал о том, что норма — не то, что присуще большинству людей, но то, к чему следует стремиться, и вспоминал философское определение «идеального человека» (тогда он еще любил порассуждать на отвлеченные темы). Она печально предрекала ему до срока сожженные клетки мозга и ранний маразм.
Он отогнал бессмысленные воспоминания и стал рисовать новую схему — на ней БАМ, шестой корпус и волейбольную площадку соединяли жирные стрелки, а расходящиеся пунктирные линии показывали углы обзора из окон соседних зданий...
Впрочем, с равным успехом это могли быть и сектора обстрела.
Зверь выглядит неуместно материальным здесь, в лабиринте светящихся нитей — грубая, напоенная силой плоть в царстве высших материй. Короткая шерсть лоснится, под шкурой перекатываются тугие мускулы. Глаза полуприкрыты, пасть — наоборот — полуоткрыта. Клыки вызывают уважение — у сильных духом. У слабых пасть зверя вызывает ужас.
Но в целом зверь удивляет здесь, где нет и не может быть ничего материального — лишь поля и энергии.
ОН не удивляется и не пугается. Не удивляется, поскольку знает: этот Нерожденный Зверь может бродить где и как хочет, не теряя раз и навсегда выбранного облика — может странствовать между Мирами, временами и пространствами. ОН не пугается — поскольку никогда и ничего не боится.
Но все же опасение появилось — повредить недавно найденное в случае непредвиденных последствий этой встречи. Запутанную голубую нить. След. Нити уже вибрировали, многие готовы лопнуть — и лопнут. Эта крепче других, но...
ОН не говорит, но посылает мысль: «Приветствую тебя, Нерожденная! Спустимся? Поговорим?»
Зверь все понимает.
И соглашается.
Первый подвернувшийся Мир. Время местное.
Это пустынное место.
Песок, выходы скальной породы, редкие чахлые растения, и огромный, сверкающий бело-голубой диск солнца, жгущий яростным взглядом бесплодную землю.
«Поговорим? Ты искала меня для этого. Нерожденная?» - думает человек.
Человек немолод, загорел, худ, жилист. И, судя по всему, силен. Он сидит на плоском валуне и мысленно обращается к зверю, смотрящему на него немигающими глазами.
Зверь напоминает огромную кошку — кошку с вытянутыми, удлиненными пропорциями. Движения зверя страшны и прекрасны. Зверя знают под многими именами. Иные молятся ему, называя Нерожденной Матерью. Другие проклинают и нарекли Ужасом Пустыни.
Сам зверь зовет себя попросту: Базарга.
Может показаться, что время вокруг остановилось, но это только кажется. Нерожденные способны проделывать со временем многое, но не остановить и не направить вспять. Все окружающие лишь на первый взгляд застыло — поднятые ветром песчинки вязко и медленно двигаются мимо, а посох, оброненный в тот момент, когда его владелец перестал быть просто и единственно человеком — посох со скоростью часовой стрелки падает на песок.
— Так зачем ты искала меня, Нерожденная? — Это сказано вслух, губы и связки человека быстро освоились с незнакомой речью. — Зачем? Я не верю в случайно...
Он не успевает закончить — Базарга прыгает на него, мгновенно, неуловимо для глаза, сетчатка еще посылает в мозг образ лежащего вытянутого тела, а оно уже несется в воздухе смазанной желтой полосой — никогда не промахивающаяся смерть, неостановимая и беспощадная.
Не промахивается она и теперь.
Звук похож на тот, что издают, столкнувшись, два бильярдных шара — не дешевки из керамики или пластмассы, а настоящие, из полированной слоновой кости.
