Книга Мертвечина - Линда Фэйрстайн

— Вы расскажете мне о Гарри в эти выходные? Можете заглянуть ко мне в воскресенье после обеда или просто позвонить по телефону.

Пэйдж кивнула. Я продолжала:

— Я хочу, чтобы вы вспомнили обо всем, что может связывать Стрэйта и Триппинга. Кто такой Гарри Стрэйт, что вы о нем знаете? Почему он вас запугивал, что вы подразумеваете под словом «требовательный»?

Я все еще надеялась, что четырехчасовая встреча с Даллесом Триппингом состоится, но мне хотелось знать, почему Пэйдж так боялась Стрэйта.

Пэйдж с неохотой пробормотала:

— Да, да, я все расскажу.

— И если он снова появится в зале, вы должны просто взять себя в руки и не обращать на него внимания. Это публичное слушание. Судья Моффет не может его выгнать.

Я открыла дверь, и мы вернулись в зал. На задних рядах никого не было. Моффет подождал, пока свидетельница займет свое место, и только потом пригласил присяжных.

Мои надежды на спокойный и сдержанный рассказ не оправдались. Больше того, я боялась, что теперь присяжные станут видеть в Пэйдж Воллис истеричную и неуравновешенную особу. Глядя, как она дрожит, заливается слезами и странно реагирует на обычного человека, появившегося в зале, по меньшей мере трое или четверо из них решат, что на ее показания не стоит полагаться.

— Можете продолжать, мисс Купер.

— Благодарю, Ваша Честь, — ответила я и снова взошла на подиум. — Давайте поговорим о том, что произошло шестого марта. Вы помните, какой это был день недели?

— Среда. Я как раз вернулась с ежедневного совещания, когда Эндрю позвонил мне на работу.

— Зачем он вам звонил?

— Предложил встретиться и поужинать.

— После вашего свидания в «Одеоне» вы общались с ним?

Пэйдж покачала головой.

— Вслух, — сказал судья Моффет. — Вы должны отвечать вслух. Стенографистка не может записывать ваши телодвижения.

— Да, Ваша Честь.

— «Да» — это значит, что вы общались с ним? — спросил судья.

— Нет. Я имела в виду «нет».

Она выглядела сконфуженной и напряженной.

— Вы встретились с обвиняемым?

— Да, в половине седьмого, в ресторане, который он предложил, недалеко от вокзала Гранд-Централ.

Пэйдж рассказала о меню, упомянула бутылку вина, которую они распили на двоих, и передала их разговор, касавшийся в основном Даллеса Триппинга.

— Кто платил за ужин в этот раз?

— Эндрю, — ответила она.

Робелон подал голос:

— Что она сказала, Ваша Честь? Я не расслышал.

Он всегда плохо слышал ответы, которые могли подкрепить его позицию, и заставлял свидетелей повторять их еще раз. Я прекрасно знала, как он подаст этот факт. Раз она позволила Эндрю Триппингу заплатить за ужин и вино, значит, поощряла его ухаживания. Робелон хотел подчеркнуть этот момент для присяжных.

Пэйдж пересказала почти всю беседу, которую они вели за ужином. Потом Эндрю пригласил ее к себе домой и предложил познакомить с Даллесом.

— Я согласилась. До сих пор Эндрю не говорил мне, что оставил мальчика на весь вечер одного. Меня это удивило, ведь он еще маленький. Поэтому я согласилась с ним пойти.

Они направились к дому на Восточной 36-й, и по дороге между ними не было никаких рукопожатий, прикосновений или разговоров об интимной близости.

— Эндрю открыл дверь ключом. Внутри было совсем темно, и я подумала, что…

— Протестую.

— Протест принят.

— Что произошло, когда вы вошли в квартиру? — спросила я.

— Эндрю включил свет. Даллес не спал. Я не сомневалась, что он спит, потому что было уже почти десять, и я не могла представить, как мальчик может ждать в полной темноте. — Воллис составила фразу так, чтобы исключить слово «подумала». — Но он сидел в углу гостиной на стуле, на деревянном стуле с прямой спинкой.

— Кто заговорил первым?

— Эндрю. Он назвал мальчика по имени и попросил подойти к нам.

— Тот ответил?

— Нет, он не сказал ни слова. Даже не шевельнулся. Тогда Эндрю снова обратился к Даллесу, командным тоном приказал ему встать и пожать мне руку.

— Что вы увидели, когда мальчик приблизился к вам?

— По его щекам текли слезы. Это было первое, что я заметила. Когда он подошел ближе, я обратила внимание, что его левый глаз распух, а на лице царапины.

— Вы ему что-нибудь сказали?

— Я опустилась на колени и взяла его за руки. Стала спрашивать, все ли с ним в порядке, но в этот момент отец начал кричать, что ему пора, наконец, вырасти и вести себя, как подобает мужчине.

— Что вы сделали потом?

— Я попыталась обнять мальчика и успокоить его. Но он отступил назад и вытер слезы тыльной стороной ладони. Тогда я встала и хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть его глаз. «Что с тобой случилось?» — спросила я.

Пэйдж Воллис объяснила, что Даллес вернулся на свое место и на вопрос ответил его отец.

— «Он вел себя неправильно, — сказал Эндрю. — Но теперь он исправит свою ошибку. Верно, Даллес?».

Потом она описала, как Эндрю поставил два стула перед мальчиком и приказал Пэйдж сесть на один из них.

— И вы сели?

— Да.

— Вы не пытались уйти?

— Нет. В то время — нет. Я не думала, что…

— Протестую, — сказал Робелон.

— Протест принят. Не надо говорить, о чем вы думали, расскажите, что вы сделали, — напомнил Моффет свидетельнице.

— Да, Ваша Честь. — Она повернулась к присяжным. — Эндрю начал вести себя так, словно разговаривал с солдатом. Он заставил мальчика стоять навытяжку и отвечать на вопросы.

— Вы помните, о чем он спрашивал?

— Я запомнила первый вопрос. «Сыновья льва, — сказал Эндрю. — Расскажи, как их звали». Даллес стал отвечать. Он назвал Ганнибала и трех его братьев — у них были странные имена, Гасдрубал и Магон, точно не помню. Судя по всему, он ответил правильно. Потом Эндрю приказал ему перечислить все битвы, выигранные каким-то Аэцием, кажется, одним из римских полководцев. Даллес снова дал правильный ответ. Он знал все места и даты.

По словам Пэйдж, это был целый экзамен по военной истории. Наверно, Майк Чэпмен сдал бы его без труда, но десятилетнему мальчику пришлось усваивать материал за несколько месяцев, проведенных с отцом-шизофреником.

Пэйдж вспомнила еще пять или шесть вопросов, и пояснила, что на самом деле их было гораздо больше. Переходя к более трудной части показаний, она заметно напряглась.

— Дальше Эндрю начал забрасывать мальчика вопросами о Бенедикте Арнольде.[8]«Смерть предателям, — повторял он. — Ты ведь знаешь, что случается с предателями, сынок?» Даллес рассказал о предательстве в Вест-Пойнте и квебекской кампании, но потом Эндрю заговорил о битве за остров Валкур, и ребенок буквально оцепенел.