Книга Предварительный заезд - Дик Фрэнсис

— Я немного выучил английский, пока был в Англии, — сообщил Миша.

Акцент у него чувствовался меньше, чем у Кропоткина. С загорелого, обветренного лица неожиданно глянули умные яркосиние глаза. Я невольно улыбнулся ему, но он ответил лишь серьезным взглядом.

— Расскажите мне, пожалуйста, что вы знаете о Гансе Крамере, — попросил я. Кропоткин тут же что-то коротко прогрохотал, и Стивен перевел, что он просит Мишу говорить по-русски, чтобы понимать его ответы. И еще просит переводить ему мои вопросы.

— О'кей, — согласился я. — Спросите Мишу, что он знает о Крамере.

И ради Бога давайте начнем. Я замерзаю.

Миша стоял рядом со своим конем, держа в руке свободно свисающий повод. Время от времени он успокаивающе поглаживал лошадь по морде. Я подумал, что для лошади, готовящейся к Олимпийским играм, не слишком полезно стоять на холоде сразу же после тренировки, но это была не моя проблема.

Гнедой, казалось, не возражал.

— Михаил Алексеевич, то есть Миша, говорит, — сказал Стивен, — что он находился рядом с Гансом Крамером, когда тот умирал.

После этих слов я перестал ощущать холод.

— Насколько близко?

Ответ был длинным. Стивен переводил его частями.

— Миша говорит, что он держал лошадь одного из русских наездников, пока того взвешивали, — кстати, зачем? — и там же находился Ганс Крамер.

Он только что закончил дистанцию кросса, хорошо прошел, вокруг него столпились люди, поздравляли его. Миша то смотрел на него, то оглядывался, не идет ли его наездник.

— Понятно, — прервал я, — давайте дальше.

— Миша говорит, — переводил Стивен, — что Ганс Крамер вдруг зашатался и упал на землю. Это было недалеко от Миши, метрах в трех. На помощь бросилась английская девушка, кто-то побежал за доктором. Крамер выглядел очень больным, он задыхался, но пытался что-то сказать англичанке. Лежа на земле, он пытался говорить как можно громче. Почти кричал.

Миша дождался окончания перевода. Он хорошо понимал то, что Стивен говорил мне, и сопровождал перевод утвердительными кивками.

— Ганс Крамер говорил по-немецки? — спросил я.

— Да, ответил Миша. Тут его прервал Кропоткин, но, услышав перевод вопроса, жестом позволил продолжать.

— А Миша говорит по-немецки?

Как выяснилось, Миша учил немецкий язык в школе, бывал с командой в Восточной Германий и знал достаточно, чтобы понять.

— Отлично, — сказал я, — и что же сказал Крамер?

Миша произнес несколько слов по-немецки, потом по-русски, и в обоих вариантах повторилось одно и то же слово: «Алеша».

Стивен вспыхнул от волнения, и я подумал, что это покажется чрезмерным человеку, который привык не выдавать своих чувств. И действительно, Кропоткин беспокойно дернулся, словно решил, что дело зашло слишком далеко.

— Остыньте, — приказал я Стивену. — Вы вспугнете птиц.

Он удивленно взглянул на меня, но сразу же изменил поведение.

— Ганс Крамер сказал, — негромко доложил он, — «Я умираю. Это Алеша. Москва». Потом добавил: «Да поможет мне Бог». И с этими словами умер.

— Как он умер? — спросил я. Миша сообщил с помощью Стивена, что Ганс посинел и, казалось, перестал дышать. Затем его тело слабо вздрогнуло, а затем кто-то сказал, что у него остановилось сердце и что это был сердечный приступ. Вскоре появился доктор и согласился с этим мнением. Он попытался оживить Крамера, но безуспешно.

Четыре человека стояли под русским холодным дождем и думали о немце, который солнечным Сентябрьским днем умер в Англии.

— Спросите его, что еще он помнит, — поспросил я.

Миша пожал плечами.

Девушка-англичанка и еще несколько человек, находившихся поблизости, поняли слова Ганса. Англичанка перевела, что он умирает из-за Алеши из Москвы, другие согласились. Это было очень печально. Тут вернулся после взвешивания русский жокей, и Мише пришлось заняться им и лошадью. Уже отойдя в сторону, он увидел, как подошли санитары, положили Крамера на носилки, закрыли его с головой накидкой и унесли.

— Н-да, — задумчиво протянул я. — Попросите его повторить слова Ганса Крамера.

— Ганс Крамер сказал: «Я умираю. Это Алеша. Москва. Да поможет мне Бот». А больше он сказать ничего не успел, хотя Миша считает, что пытался.

— Миша уверен, что Ганс Крамер не сказал: «Я умираю из-за Алеши из Москвы»?

Мише показалось, что он мог иметь в виду именно это, хотя ни «из-за», ни просто «из» не прозвучало. Только: «Я умираю. Это Алеша. Москва. Да поможет мне Бог». Миша очень хорошо все это запомнил, потому что Алеша — имя его отца.

— Вот как? — заинтересовался я. Миша объяснил, что его полное имя Михаил Алексеевич Таревский означает: Михаил, сын Алексея. А Алеша уменьшительная форма от имени Алексей. Миша был уверен, что Ганс Крамер сказал: «Это Алеша». «Es ist Alyosha».

— Спросите Мишу, — медленно начал я, — не может ли он описать кого-нибудь из людей, окружавших Крамера перед тем, как тот закачался и упал.

Спросите его, может быть, кто-то что-то держал или делал что-то неестественное. Может быть, Крамеру дали что-нибудь съесть или выпить?

Стивен уставился на меня:

— Но ведь это был сердечный приступ.

— Что-нибудь могло его спровоцировать, — мягко сказал я. — Потрясение. Спор. Случайный удар. Аллергия.

— А, понятно.

Он задал самые опасные вопросы так, что они выглядели совершенно невинными. Миша, придерживаясь того же самого стиля, откровенно ответил на них.

— Миша говорит, — сообщил Стивен, — что он не знал никого из людей, стоявших рядом с Гансом Крамером. Он только видел их на соревнованиях в тот же день и накануне. Русским не позволяют общаться с другими конюхами и участниками, так что он не разговаривал с ними. Сам же он не видел ничего такого, что могло бы вызвать сердечный приступ, но он все-таки смотрел со стороны. Он не помнит ни спора, ни удара. И насчет еды и питья он не может ничего сказать с уверенностью. Хотя ему кажется, что Крамер в это время ничего не ел и не пил.

— Что ж, — продолжая напряженно думать, сказал я, — а не было ли там кого-нибудь, кто, по его мнению, мог бы быть этим самым Алешей?

Миша так не думал, поскольку когда Крамер произнес это имя, рядом с ним была только девушка-англичанка, но она никак не могла быть Алешей, поскольку это мужское имя.

Я опять начал замерзать. Если Миша и знал что-нибудь еще, я не представлял себе, как добраться до этого знания. Я сказал:

— Пожалуйста, поблагодарите Мишу за его чрезвычайно любезную помощь и скажите мистеру Кропоткину, насколько я признателен ему за то, что он предоставил мне возможность свободно поговорить с Мишей.