Книга Время действовать - Буби Сурандер

Он сделал вид, что удивлен:

— Так она тебе потом не позвонила домой?

Вот так, значит, они следили за мной, когда я возвращался пешком от Риддархольмен. Ну и времена. Положиться можно только на своих врагов.

— Никто мне домой позвонить не может, — сказал я. — У легавого, что прослушивает мой телефон, такая астма, что ничего не слышно, кроме его хрипа.

Тарн улыбнулся с явным сомнением. Потом обнял меня за плечи и повернул к публике:

— Дамы и господа, перед вами уникальный, редкостный тип гражданина нашей Швеции, страны всеобщего благосостояния: нищий социал-демократ! Можно тебя спросить, брат, как это так получается?

Он поднес мне ко рту пивную бутылку, словно микрофон.

— Гм, — прочистил я горло, — не знаю. Наверняка не те вечерние курсы окончил.

Тарн затараторил, как настоящий радиорепортер:

— Так ты, выходит, не знаком ни с одним министром, который мог бы помочь?

— Ну-у, — протянул я, — только и встречал что двоих.

Тарн и дергал меня, и толкал — так, видно, положено при радиоинтервью.

— Расскажи, брат, расскажи!

— Что ж, — сказал я. — Один был премьер-министр. Пытался выудить у меня сигарету. Когда я сказал, что не курю, он надулся. А потом заявил — вроде бы чтоб меня утешить: я, мол, тоже некурящий.

Над этим все посмеялись — узнали деятеля. Тарн хлопнул меня по спине:

— А второй, братишка? Кто был второй?

— Это было в Сантьяго-де-Чили, — сказал я, — в отеле «Каррера». Он наклюкался до того, что глаза у него смотрели в разные стороны. Но все еще пил и хвастался, что с ним целый час разговаривал президент Альенде.

— Ну-у, он и с тобой разговаривал?

— Альенде?

— Нет. — Тарн поморщился. — Шведский министр, социал-демократ, идиот ты этакий!

— Ах, этот, — сказал я. — Конечно. Конечно, он со мной разговаривал.

— Расскажи, что он говорил. Все выкладывай, брат!

— Ладно, — согласился я. — Он сказал не так уж много. Он сказал: ты, журналист, можешь сообразить для меня какую-нибудь блядь?

Над этим тоже посмеялись. Тарн, улыбаясь, поднял бутылку кверху:

— А что ты, брат, ему ответил?

— Я ответил, что не могу. Я не журналист, сказал я, а всего лишь фотограф,

Это вызвало еще больший смех. А после того, как Тарн уговорил меня рассказать, кто был этот министр, нам зааплодировали.

Тарн насмешливо оглядел меня и отпустил с миром. Я отвлекал на себя внимание публики в его раннем воскресном шоу. Ребята воспринимали его как противовес телевизионному «Прекрасному воскресенью».

Он хлопнул меня по спине еще раз и произнес что-то, чего я не расслышал из-за смеха.

— Что? — переспросил я.

Тарн кивнул и повторил язвительно:

— Рикардо звонил. Хотел с тобой поговорить.

Рикардо? Зверь!

Я быстро вышел в комнату фотографов. В моей ячейке лежала записка и номер его телефона. В спортивной редакции нашлась пустая комната, где меня никто не мог потревожить. Набрал номер.

— Quien habla?[42]— произнес тягучий густой голос.

— Это я. Что-то случилось?

— Ничего, — спокойно отозвался густой голос. — Я только любопытный. Ты звонил нашему другу, которого мы вчера встречали?

— Нет, не успел, — сказал я. — Думал, у тебя есть новости.

Зверь тихонько засмеялся.

— Ты никогда не станешь настоящий subversivo.[43]Слишком неспешный.

В этот день я не работал. Оправдываться было нечем.

— Ладно. Позвоню.

Пришлось повозиться, пока нашел визитную карточку. Я выбрал конфиденциальный номер. Он ответил сам:

— Да, Янне слушает.

— Привет, Янне. Я был у тебя вчера, со списками персонала.

— Да-да, — быстро ответил он. — Погоди минутку.

Резиновые подошвы скрипели, когда он шествовал по паркетному полу. Захлопнулась дверь. Зашелестело в трубке — он снова ее поднял.

— Ты ходил дверь закрыть, — сказал я.

— Ну да, — сказал он и озадаченно помолчал. Потом решил, что я шучу, и продолжил:— Ты сказал правду. Человек по имени Юлиус Боммер был найден мертвым утром в четверг.

И он еще назвал идиотом меня.

— Теперь я об этом деле знаю чуть больше. — Ян Нуккер старался говорить внушительно и отчетливо. — Этот человек повесился. Полиция уверена, что самоубийство. Он работал в «Утренней газете», одинокий, разведенный.

Он ожидал похвалы, но я молчал. У директора фирмы «Охрана А/О Сентинел» есть друзья в полиции. Ему следовало бы узнать побольше, несмотря на лето и конец недели.

— Я хочу кое-что тебе заявить в связи с твоим визитом.

Да парень просто речь держал, как будто для потомков.

— У тебя магнитофон включен? — спросил я.

— Да, фактически включен, — ответил он. И подождал — не буду ли я протестовать. Но я молчал. — Ты слушаешь? — спросил он спустя некоторое время.

— Ну да, — сказал я. — Давай заявляй.

Он тут же приступил к делу:

— Так вот, я хочу заявить, что я никогда не имел никакого контакта с указанным человеком. Следовательно, он звонил не мне... то есть до того, как умер.

Интересно, сколько ему рассказали в полиции.

— Я проверил также все, что относится к моему алиби, — продолжал он.

Нет, этот день просто кишел чокнутыми.

— Дружочек, — сказал я, — так далеко заходить тебе не было необходимости.

— У меня полное алиби, распространяющееся на шестьдесят часов в период... наступления смерти, — сказал он, очень довольный собой. Потом прочистил горло и продолжал: — Но я сознаю, что ты, возможно, каким-то косвенным образом можешь замешать «Сентинел» и меня в сию неприятную историю. Поэтому хочу предложить небольшую договоренность.

Сколько он может стоить? Миллионов десять, по-моему. А то и больше.

— Гм, — промычал я.

— Я назову тебе человека, который знает все о «Сентинел». Если кто и может что-то извлечь из распечаток, так это он. Но я назову его только при одном условии — что ты признаешь одну вещь, то есть признаешь правду, а именно: что ты вступил в контакт со мной, руководствуясь просто догадкой. Ты не можешь знать ничего такого, что связывает меня с Юлиусом Боммером. Ничего такого не существует.