Книга Укрощение строптивых - Светлана Успенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они поженились осенью. Свадьба была студенческая, громогласная, веселая, с песнями, танцами, капустником и веселыми криками «горько!».
Старенький папочка-профессор произнес за столом длинную прочувствованную речь, состоящую из такой бесконечной цепи придаточных предложений, что она постепенно терялась в прекрасном будущем. Андрей сидел за столом ошеломленный и растерянный. Он все еще не верил в то, что отныне эта твердая, целеустремленная женщина, жадно льнущая к его сомкнутым губам полуоткрытым чувственным ртом, его жена.
Диплом Оля защищала уже будучи беременной, и потому комиссия отнеслась к ней весьма снисходительно. Распределение в Тмутаракань ей теперь не грозило — московская прописка, точно броня, защищала ее от трехгодичной поездки на периферию. В итоге молодую супружескую пару распределили в проектный институт, где люди до пенсии гнили за кульманами и, догнив окончательно, сходили в могилу так же безропотно, незаметно и бесцельно, как жили.
Это гниение заживо имело смысл немногим более высокий, чем традиционное бытование на заводе, и называлось оно «работа на благо науки и технического прогресса». Задачей лаборатории, куда распределили молодых специалистов, было создание насоса для нужд нефтяной и газовой промышленности, который должен был по всем техническим параметрам превзойти западные аналоги.
Первые два года после окончания института Оля провела дома с ребенком, точно вериги приняв на себя роль любящей матери. Не то чтобы она не любила своего новорожденного сына, но ее угнетало однообразие и быстрая исчезаемость результатов домашнего труда, их незаметность, их обязательность, их безысходность. К концу второго года домашнего заточения она окончательно убедила домашних в совсем искреннем желании своротить горы на ниве изобретений супернасоса, самого быстрососущего в мире, и вышла на работу.
Ей было двадцать четыре. В сонном затхлом царстве насосостроителей она произвела фурор. Молодая, энергичная, готовая на все, только чтобы ее вновь не заперли в домашнее рабство в качестве специалистки по приготовлению гуляшей, в проектном институте она пришлась как нельзя более кстати. С первозданным энтузиазмом Оля бралась за любую работу, производя при этом очень много шума и широко рекламируя свои достижения. Это была верная тактика. Она интуитивно чувствовала, что скромняги, те, кто много молчит и много делает, преуспевают меньше, чем те, кто отдают должное саморекламе.
Вскоре в группе сотрудников, занимавшихся проектированием супернасоса, призванного совершить переворот в промышленности, Ольга заняла место своеобразного генератора идей. Целые дни она проводила в научно-технической библиотеке, изучая западные журналы и проспекты известных фирм, которые доверчиво публиковали результаты своих разработок. Она понимала, что самой изобрести велосипед ей не удастся, да и не считала это нужным. Зачем, если велосипед уже изобретен? Ее задачей было идею, выношенную другими, донести до родного коллектива.
Время от времени скомпилированные в единое целое статьи из западных журналов Ольга Витальевна печатала в научной прессе. Начальство, плохо знакомое с новинками иностранной технической мысли, млело, разглядывая собственные фамилии под текстом, куда предусмотрительная Ольга неизменно помещала их в качестве соавторов.
Насколько инициативной и деятельной оказалась Ольга, настолько был инертен ее супруг. Андрей к тому времени махнул рукой на свои амбиции и целиком отдался бородатому братству застарелых туристов. Все, что ему нужно было от жизни, — это палатка, костер и гитара в руках, мягко подрагивающая от щемяще-грустного бренчания. Надо ли говорить, что жена не разделяла его страсти к пешему передвижению с грузом на горбе. Ей Андрей оставил право называться самой светлой головой института.
Сосуществуя в параллельных пространствах, оба супруга полностью были довольны своей жизнью. Их сын рос, лелеемый влюбленными в него бабушкой и дедушкой, Ольга готовила новый проект, Андрей наматывал километры по тайге.
В отделе, занимавшемся разработкой насоса, кроме супружеской пары Стрельцовых отбывали срок до пенсии еще двадцать три человека. По одному из законов мерфологии, в любом коллективе двадцать процентов работающих выполняют восемьдесят процентов работы. Причем если уволить всех бездельников и оставить работать те самые двадцать процентов трудоголиков, то ситуация вновь повторится: вновь двадцать процентов трудолюбивых идиотов будут тащить на себе весь воз, а остальные восемьдесят, переродившись в лентяев, будут пить пиво возле ларька у проходной или торчать в очереди в соседнем магазине, ожидая, когда выбросят кур.
Точно так же было и в «Союзнасосе». Двадцать процентов пассионариев с горящими глазами изобретали супернасос, а остальные члены коллектива под сурдинку наслаждались жизнью. В то самое продуктивное меньшинство входила сама Ольга и ее друзья — Ваня Проньшин, чей технический гений позволял реализовывать выцарапанные из иностранных журналов идеи, его жена Леля, которая ради мужа была готова питаться рыбьими головами и идти по трупам, и еще многие другие прилежные трудяги, благодаря которым насосные идеи Стрельцовой вскоре стали реальностью.
Периодически Ольга выкладывала на стол техническому гению Проньшину творчески переработанный перевод западной статьи, где в опосредованном виде содержалось то самое «ноу хау», которое стоило иностранным разработчикам многие миллионы.
— Как бы нам сделать такое, а, Вань? — спрашивала она.
Ваня чесал в голове, ерошил волосы, прикидывал что-то на мятом листке, складывая колонкой цифры. С замершим сердцем Ольга следила за ним, зная, что скоро, пусть даже через несколько дней, Ваня обязательно как бы нехотя скажет:
— Оль, понимаешь, вообще-то это будет трудновато, но…
И мало-помалу идея, бесплотная и нереальная вначале, обретала плотские, вещественные очертания. Отдел вовсю трудился, готовя чертежи основных узлов агрегата для изготовления в опытных цехах института. Далее в игру вновь вступала Ольга. Вооружившись цифрами и чертежами, она бросалась доказывать начальству перспективность новой идеи. Она интриговала, дарила секретаршам шоколадки, занимала заместителям начальников очередь в буфете и нашептывала их женам комплименты. Работа по изготовлению супернасоса, способного переплюнуть западные аналоги, с трудом, со скрипом, преодолевая ухабы и рытвины, точно старая одышливая машина, мучительно медленно ползла вперед. И также с трудом, медленно ползла вверх по служебной лестнице Ольга…
Почти десять лет длилась борьба за самый производительный в мире насос с невиданным доселе коэффициентом полезного действия, теоретически приближавшимся к шестидесяти процентам. К началу перестройки, вздернувшей на дыбы страну, насос был почти готов. Его опытный образец, собранный руками умельцев, с удовольствием демонстрировался на ВДНХ. По некоторым положительным признакам коллективу изобретателей светила госпремия. Ольга упоенно купалась в лучах славы, искренне считая, что насос — это, в первую очередь, ее личная идея.
И вот, когда час триумфа был близок, когда Государственная премия, слава и почет уже венчали ее голову воображаемым лавровым венком, все внезапно кончилось. Советский Союз приказал долго жить. Государственную премию дали конструкторскому бюро, где работал сын министра, заводы отказались от поставок дефицитных материалов, предпочитая гнать их прямиком на экспорт, а организации, еще пару лет назад ежедневно изводившие руководство нетерпеливыми звонками с просьбой ускорить выпуск насоса, раздумали его покупать. Мир провалился в тартарары.