Книга Кто-то другой - Тонино Бенаквиста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мюриэль, отмените обед с Алисой, — бросил он, исчезая в лифте.
— Но я только что подтвердила его!
Тем хуже. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока лифт ехал вниз, бегом выскочил из здания и помчался к стоянке такси. Перед домом Жако он поколебался и попросил шофера остановиться у ближайшего кафе. Он никогда не сталкивался с настоящей болезнью, он был из тех, кто пугается малейшего прыщика, а чихнув, уже видит себя умирающим в туберкулезном санатории.
— Что вам налить?
Этот вопрос вызывал массу других. Неужели Николя настолько наивен и полагает, что достаточно выпить чего-нибудь крепкого и тут же произойдут чудеса? Он научится говорить с женщинами, противостоять назойливым, успокаивать больных? Может, ему дарована высшая сила, которая раскрывается от одной капли алкоголя?
— Что-нибудь достаточно крепкое, что пьют в это время?
— Попробуйте кофе с кальвадосом или коньяк.
— Тогда коньяк.
— Большой или маленький?
— Большой.
Почему в тяжелую минуту Жако позвонил именно ему, а не какому-нибудь родственнику? Про рак не рассказывают первому встречному, на помощь зовут человека, который вызывает абсолютное доверие. «Больные шестым чувством определяют хорошего слушателя. Господи, ну почему именно я?»
Кофе разбудил вкусовые сосочки, они тут же потребовали коньяка, которого Николя еще никогда не пробовал. Ему понравилась форма бокала, и он покрутил его в ладони, как — он видел — делают другие, завороженно глядя на янтарные волны.
У Жако был страшный беспорядок, за что хозяин рассеянно извинился. Он предложил Николя выпить, надеясь на отрицательный ответ. Николя рассматривал берлогу старого холостяка — всюду громоздились документы, на которые Жако уже давно не обращал внимания.
— До сегодняшнего дня лечение шло, как планировалось.
— …
— Мне будут делать переливание крови.
— А врач что говорит?
— Он говорит, что надо бороться, не опускать руки и все будет хорошо.
— А почему ты считаешь, что он не прав?
— Потому что когда у тебя рак, ты знаешь.
То, чего Николя так опасался, не случилось, все произошло совершенно по-другому.
Смутная волна коньячного тепла успокоила его в самый неожиданный момент. Избавившись от своих страхов, он смог сосредоточиться на словах собеседника. До него дошел неискаженный, ясный смысл сообщения. Он слышал не только каждое слово, но ритм фразы, тон и даже пунктуацию — запятые, многоточия, не говоря уже о паузах, молчании и вздохах, которые были красноречивее всего остального. И никакого желания сбежать.
Наконец-то он может кого-то выслушать. До последнего слова. Большего от него и не требовалось.
В половине первого Николя уже вернулся в офис, его переполняло то, что он только что услышал. Теперь у него был ответ на вопрос: «Почему я?» Родственник не смог бы этого вынести.
Жако выбрал Николя, чтобы объявить ему, что он складывает оружие. Больше он не будет сопротивляться смерти, если она решит прийти за ним, даже если она заявится раньше назначенного срока. Впервые Жако говорил об этом как о само собой разумеющемся — срочно вызвал кого-то, чтобы официально сообщить о своей капитуляции. Николя совершенно не пытался ему противоречить, боясь сбиться на нравоучения о надежде, которые бы только усугубили проблему.
Теперь он стал хранителем его покорности судьбе, его уныния, и это неожиданно вытеснило его собственную старую подругу тревогу, отложило ее на будущее. Николя вымотался, к тому же действие алкоголя давало себя знать, и он решил, что имеет полное право провести пару часов в тиши своего кабинета.
— Когда я хотела отменить обед, Алиса уже ушла, а по мобильному она не отвечает.
— И что мне теперь делать? — спросил Николя, подавляя зевоту.
— Она, должно быть, ждет вас в ресторане, она назначила на час. Если вы пойдете туда прямо сейчас, есть вероятность, что ей не придется вас ждать.
Он снова пересек холл по направлению к выходу, преследуемый взглядом Жако. За последние несколько часов Николя Гредзински перестал быть бессмертным. Неожиданно он задумался, не была ли его вечная тревога непреодолимым страхом смерти или, наоборот, извращенным способом забыть о смерти.
— Столик мадам… Я не знаю ее фамилии… Секретарша господина Броатье.
— Я вас провожу.
Она уже была там — свежая, сияющая улыбкой, с миндалевидными глазами и с совсем коротко остриженными волосами. Высокая, стройная, загорелая — прямо спичка.
— Я очень рада, что вам удалось вырваться.
— Люблю неожиданные приглашения. А тут неплохо после нашей столовой.
— Я никак не соберусь туда зайти, слишком много встреч вне офиса. Давайте закажем сразу, у меня всего час.
Она подозвала официанта и заказала жареное мясо без соуса, Николя едва хватило времени разглядеть в меню филе трески с белыми грибами.
— Что вы будете пить?
— Красное вино, несмотря на рыбу, — произнес он как нечто само собой разумеющееся.
Наверное, он должен был выбрать бутылку, но Алиса, не задумываясь, взяла карту вин, что его вполне устроило — он ничего в этом не понимал, а сейчас ему предстоит узнать, что предпочитают высшие эшелоны власти.
— Тальбо-82.
Она протянула сомелье винную карту и без паузы перешла к разговору о том, что в отделе связей с общественностью не хватает общения. Николя улыбался, чтобы сделать ей приятное, и расслабился — ее голос растворялся в легком гуле, а смысл сообщения, которое должно было последовать за расплывчатым вступлением, не слишком его интересовал. Снова появился сомелье с дорогой бутылкой в руке и церемонно нацедил несколько капель в бокал Алисы, которая великолепно игнорировала его присутствие, поднося бокал к губам. Но и сейчас Николя смотрел на нее слегка отстраненно. Последний раз, когда он пробовал вино, сидя напротив женщины, именно дама потом указала ему на то, что оно отдает пробкой.
— Хорошее, — на секунду прервалась она и тут же перешла к сложностям в художественном отделе.
Он поднес бокал к губам, сделал глоток тальбо-82 и слегка задержал во рту, перед тем как проглотить.
— Скажите, Николя… Ведь я могу называть вас Николя?
— Что, простите?
— Я только спросила, могу ли называть вас Николя.
— Вы сказали, что это хорошее вино?
— Что-то не так?.. — забеспокоилась она, снова отпивая из бокала.
Он сделал еще глоток, потом другой, попытался удержать их на мгновение, но потом они утекли в горло, и ему пришлось допить бокал. Он не разбирался в вине, в том, какие ощущения оно должно вызывать. Он не отличил бы платья вина от его ножек, нашел бы танин во фруктовом вине, перепутал бы сорт с миллезимом. Но при этом он не сомневался, что сейчас исключительный момент. Он закрыл глаза и снова открыл, уставившись на свой бокал — вновь полный, как по мановению волшебной палочки.