Книга Бангкок - темная зона - Джон Бердетт

— Само собой разумеется, скромная глина при столкновении с фарфором испытывает благоговейный трепет, восхищение и даже страстное влечение, не говоря уже о зависти, а вот притяжение фарфора к глине менее заметно.

— Сыскной гений полковника Викорна хорошо известен. Его дар проникать в тончайшие нюансы ошеломляет.

— Людям не дано понять истинную природу служения обществу таких людей, как вы. Денно и нощно вы боретесь за укрепление нашей экономики. На вашем уровне гнет забот способен убить обычного человека. Поэтому вам приходится прибегать к таким видам отдыха, которые не полностью бы одобрили благочестивые и несведущие.

— Полковник не только великий полицейский. Он еще знаток человеческой природы и воплощение сострадания.

— Мне нравится сочувствовать ближнему, если предоставляется случай, — продолжал Викорн. — Однако разве это не одно из гениальнейших прозрений Будды — что даже монахам надо помогать? Сострадание нуждается в материальной поддержке.

— Конечно. И немалой поддержке. Я бы искренне хотел поспособствовать этому делу своей скромной персоной.

— Приведу пример. Представим, что в ваш кабинет вошла уборщица — молодая серая необразованная женщина. Начала протирать пыль и, передвигая вот эту вазу, чуть не уронила ее. Но нашелся практичный человек, который заметил опасность и предотвратил беду.

Танакан помолчал, прежде чем ответить.

— Такая услуга сострадания была бы вознаграждена по цене вазы и даже выше.

— А какова стоимость вазы, кхун Танакан?

— Я давно ее не оценивал. Зато полковник не новичок в таких делах. Сколько бы вы за нее дали?

— Можно посмотреть?

— Разумеется.

Я решил, что Викорн взял в руки вазу.

— Взгляните, как искусно тысячу лет назад гончар изобразил этих драконов. В наше время никто на такое не способен: не хватает ни умения, ни терпения, ни понимания красоты. Эта ваза — само совершенство. Я бы назвал сумму миллион долларов. А вы?

Последовал вздох облегчения.

— Полковник оценил предмет с величайшей точностью. Миллион долларов, никаких сомнений.

— Боюсь, кхун Танакан меня неправильно понял. — Викорн говорил с выводящим из себя смирением. — Я имел в виду, что миллион долларов стоит каждый дракон.

— Их там много? — помрачнел банкир.

— Достаточно, кхун Танакан, достаточно.

— Окажите мне великую услугу — пересчитайте.

— Не сегодня, кхун Танакан, не сегодня. Чтобы вынести заключение, мне необходимо тщательнее изучить вазу.

— Тщательнее? — Голос банкира слегка сел. — Я вас не понимаю.

— Кхун Танакан — знаменитый коллекционер предметов искусства. Поэтому он согласится, что могут существовать две вазы, которые выглядят одинаково и даже совершенно идентичны. И тем не менее одна намного ценнее другой, поскольку с ней связана некая история. Разве не так? Слава или дурная известность в наше время придают вещи ложную ценность. Возьмите, например, гитару Элвиса Пресли.

— Боюсь, полковник, я совершенно запутался в блестящем ходе ваших рассуждений.

Послышалось вежливое покашливание.

— Приведу другую аналогию. Представим, что уборщица подняла вазу над головой и грозит ее разбить. В таком случае кхуну Танакану придется принять все возможные меры, чтобы защитить собственность.

— И что?

— С другой стороны, если эти меры приведут к безвременной кончине девушки…

Наушники наполнились странным молчанием.

— Кончине девушки?

— Боюсь, что так, кхун Танакан. Я глубоко сожалею, что приходится сообщать вам печальные новости. И мне кажется, бесчувственно пытаться в такой момент оценивать вазу. В другой раз, если кхун Танакан будет так любезен уделить мне время.

— В любой момент, когда полковник пожелает, — покорно согласился банкир. — Я к вашим услугам. — Он помолчал, видимо, раздумывая, но все-таки сказал: — Полковник в курсе, что всю прошлую неделю я занимался делами в Малайзии?

— Нет, не в курсе, кхун Танакан.

— Может ли это послужить фактором снижения оценочной стоимости вазы?

— Не исключено. Ясно одно: окончательная оценка требует серьезных размышлений. Всего доброго, кхун Танакан.

— Позвольте вас проводить.

Когда шеф открыл дверь, секретарь прильнула ко мне с таким откровенным притворством, какое мне приходилось видеть только в барах.

Когда мы оказались в старой патрульной машине, Викорн спросил:

— Ну, как я выступил?

— Как всегда, блестяще. Разговорами о вазе спасли его лицо. Но он может заявить, что ничего не признает.

— Может. И даже подкупит судью, чтобы вернее выйти сухим из воды. Но после этого никто не поверит ни одному его слову, особенно в международном банковском сообществе, а он больше жизни любит выставляться мистером Банкиром с большой буквы.

Мы смотрели в разные окна, но думали об одном и том же.

— Ему можно верить?

— Что он не знал о смерти девушки? Непонятно. Он такой луак иен… Что бы ни сказал, звучит абсолютно искусственно. Но не исключено, что не соврал, что был прошлую неделю в Малайзии. Какое это имеет значение? Моя задача состояла в том, чтобы показать: речь идет не только о неосмотрительности — в деле появился труп. Я продаю индульгенцию, освобождающую от обвинения в убийстве. — Викорн провел ладонью по своему широкому мудрому лбу. — Скажу тебе вот что, Сончай: это дело — твой самый большой мне подарок. И разговор с Танаканом меня сильно позабавил. Как ты посмотришь, если я дам тебе на бедность двадцать один процент?

— Замечательно.

— Да, забыл спросить. Ты съездил к реке проверить, как там наш Ямми?

— Нет еще. Занимался Бейкером.

— Совсем закрутился, — буркнул Викорн. — Не сказал тебе, что мы его нашли.

— Нашли? Оперативно.

Полковник похлопал себя по лбу.

— Среди нас еще не перевелись полицейские. Я попросил иммиграционную службу устанавливать личности всех, кто пересекает камбоджийскую границу, но пока еще не внесен в изометрическую базу данных, чтобы можно было сверяться по фотографии. Таких оказалось пять, и только один из них был отлично известен белым мошенникам. Поэтому я пообещал тамошним ребятам сто тысяч бат. — Улыбка Викорна была воплощением мудрости и сочувствия. — Когда общаешься с людьми, все решает мотивация. Я позволил им его слегка отколошматить — это входило в цену, — чтобы, когда ты приедешь, он был совсем сговорчивым. — Полковника раздражала рваная обивка сиденья. Он несколько мгновений молчал и нетерпеливо ерзал. — Спешки никакой нет, Бейкер никуда не денется. Перед тем как уехать, навести сначала Ямми.