Книга Врата Атлантиды - Андрей Николаев

— Это что ж такое? Это за что я деньги платил?

— Так… это… — трубач, вылупив глаза, продувал мундштук, — сейчас все сделаем, как положено…

Похороны превращались в фарс. Корсаков взглянул на Анюту. Скривив рот в недоброй усмешке, она смотрела в сторону, сжимая перед грудью стиснутые кулачки.

— Это ты? Прекрати немедленно, — прошептал Корсаков.

Девушка посмотрела на него, вздохнула и, коротко кивнув, расслабилась.

Словно кто-то вынул затычки из труб — валторны, флейты, гобои взвыли дикими котами. Покрывая визг, рявкнула басом туба, протяжно и нелепо. Александр Александрович, негодующе оглядываясь на трубача, пошел вперед. Трубач снова взмахнул рукой. Сначала нестройно, словно ожидая подвоха, а потом все четче и профессиональнее, оркестр заиграл Шопена. «Две бессмертные мелодии: свадебный вальс Мендельсона и соната номер два Шопена, — подумал Корсаков. — Середина жизни и конец ее. Интересно, почему при рождении не принято встречать нового человека музыкой?»

До часовни было метров триста — она виднелась впереди, выглядывая куполом из-за берез и тополей. Звуки сонаты взмывали к небу и растворялись, подобно дыму едва тлеющего костра. Корсакову никак не удавалось отделаться от впечатления, что музыка звучит только непосредственно над маленькой процессией, а по сторонам, за оградами могил, полускрытых кустами и молодыми березами, царила тишина, как и подобает на кладбище.

Возле часовни оркестр умолк, постепенно заглушив звучание инструментов. Рабочие кладбища подняли гроб с каталки, внесли его в часовню и поставили на два табурета, головой к алтарю. Рядом стоял еще один гроб с телом сухонькой старушки — вероятно, чтобы не терять времени, решили отпевать двух покойниц разом. Возле гроба замерли с платочками в руках такие же старушонки, видно, подруги покойной, да маялся пьяненький мужичок с наполовину прогоревшей свечой в руках. Пожилой батюшка в тонких старомодных очках укоризненно посмотрел на Александра Александровича: что ж, мол, опаздываете? Тот размашисто перекрестился и кивнул ему — начинайте.

Батюшка вполголоса объяснил присутствующим, когда следует креститься, и начал отпевание. Под его скороговорку Корсаков чуть было не заснул, спохватываясь, когда священник возвышал голос на слове «аминь». Пахло ладаном и воском, печально смотрели с икон святые, огоньки свечей казались путеводными огнями, указывающими дорогу заблудившемуся путнику.

Прощались с Ладой Алексеевной быстро: крестились, склонялись, целовали в лоб. Батюшка искоса проследил, как Ильдус с Наилей поклонились покойной, приложились к ее мраморному лбу, не сотворив знамения. Уступая место Корсакову, Ильдус виновато шепнул, что не может перекреститься — мусульманин. Некоторая задержка вышла, когда надо было забивать крышку гроба, Александр Александрович почему-то стушевался, посмотрел на Корсакова, на Анюту. Игорь взял молоток. Гвозди пошли легко, удары молотка звучали глухо и отрывисто.

До могилы от часовни было недалеко. Оркестр следовал за маленькой процессией, приглушив звуки инструментов. За оградой, рядом со свежей ямой, на немного провалившейся могиле, стоял покосившийся деревянный крест с явно подновленной недавно табличкой. «Мария Сергеевна Белозерская», — прочитал Корсаков.

— Моя пра-прабабка, бабушка Лады Алексеевны, — шепотом пояснила Анюта, — умерла в сорок шестом.

Александр Александрович подошел к гробу.

— Сегодня мы прощаемся с нашей дорогой и любимой…

— Не может, чтобы без речей, — пробормотала Анюта.

— Ладно тебе, — сказал Корсаков, — готовился человек. Может, он от души говорит.

— …репрессий, но они не сломили ее. В то тяжелое время, когда вся страна…

Анюта, закусив губу, опустила голову, Игорь положил ей руку на плечо, успокаивая. Ильдус кивал каждой фразе, одобрительно шевеля губами, Наиля даже приоткрыла рот — видно, впервые слышала, чтобы так складно и долго говорили над разверстой могилой.

— …в наше время, когда демократия победно шествует по многострадальной России…

Чей— то пристальный взгляд заставил Корсакова оглянуться. За спинами рабочих, равнодушно куривших в стороне, стоял, облокотившись на ограду, старик в потрепанном плаще. Порыв ветра взбил его седые волосы, он поправил их нервным движением, показавшимся Игорю знакомым. Увидев, что его заметили, старик чуть заметно кивнул Корсакову и двинулся к выходу с кладбища.

— …земля пухом. Вечная память о ней сохранится в наших безутешных сердцах, — Александр Александрович вытер лоб платком и огляделся, будто ожидая аплодисментов.

— Прощайтесь, — хмуро сказал бригадир рабочих.

Попрощались. Рабочие мягко опустили гроб, вытянули веревки, взялись за лопаты.

Горсти сухой земли полетели вниз, с шорохом рассыпаясь по обитому черно-красной материей гробу. Рабочие вонзили лопаты в землю, Анюта, закрыв глаза, пошатнулась. Игорь поддержал ее под руку.

В холмик воткнули деревянный стандартный крест, повесили на него венок. Александр Александрович деловито переговорил с бригадиром, отсчитал деньги, повернулся к дочери.

— Я заказал памятник. Мраморный, черный. Могила осядет — через месяц поставим, — он взглянул на часы. — О-о-о, мне надо в Думу. Давайте так: вы езжайте на поминки, а я часа через два подъеду.

В окружении пытавшихся что-то объяснить музыкантов он направился к выходу с кладбища, Ильдус с Наилей, поглядывая на Анюту, топтались возле могилы. Корсаков прикрыл калитку в ограде.

— Пойдем?

— Пойдем, — кивнула девушка, не отрывая взгляда от могилы.

Наиля подошла, зашептала что-то ей на ухо, потянула к выходу. Уже возле ворот кладбища Анюта заплакала. Долго сдерживаемые слезы, словно прорвав преграду, потекли по ее лицу. Она закрыла лицо ладонями, зарыдала в голос. Наиля поддерживала ее, подбадривая, шепча принятые в таких случаях пустые и ненужные слова. Корсаков огляделся. Почти возле конторы кладбища, возле могилы за черной металлической оградой, стояла группа мужчин и женщин примерно одного возраста. Он бросился к ним.

— Простите, можно у вас воды попросить?

Высокий мужчина молча наполнил пластиковый стаканчик «фантой». Поблагодарив, Корсаков вернулся к Анюте. Давясь и захлебываясь, она отпила несколько глотков, вздохнула. Наиля вытерла ей глаза платком. Игорь допил газировку, вернул стаканчик.

— Может, водки? — предложил полноватый мужчина с румяным лицом.

— Нет, спасибо. Поминаете? — спросил Корсаков из вежливости.

— Одноклассник наш, — кивнул еще один мужчина с заметной сединой на висках, — несколько лет назад разбился на Ярославке.

— Вот, собираемся, когда можем, поминаем Володю, — добавила высокая блондинка.

Корсаков посмотрел на мраморное надгробие. Среди пожилых лиц увидел фотографию молодого человека с интеллигентными тонкими чертами лица. Судя по дате молодой человек погиб больше десяти лет назад. «Интересно, меня будут столько помнить?» — подумал Корсаков. Лица мужчин и женщин были спокойны — видимо, они приходили сюда не в первый раз.