Книга Жесткая посадка - Михаил Кречмар

– А с чего у вас тут сухой закон? – вполне законно поинтересовался Виктор. – Или племянник Егора Кузьмича Лигачёва у вас поссоветом заведует?

– Сухой закон, – эту тему надлежало довести до Виктора со всей серьёзностью, и я не пожалел времени на её развитие, – мы ввели все вместе. И по моей инициативе, между прочим. Ситуация здесь такая. Аборигены – они ведь по сути несчастные люди. В их организме отсутствует фермент алкогольдегидрогеназа, который у нас, белых людей, отвечает за расщепление алкоголя в крови. Поэтому валит их с ног даже крохотная доза выпивки. И они не столько пьянеют, сколько дуреют. И башню у них от этого рвёт не по-детски. Здесь раньше был совхоз – оленеводческий. Кто из ламутов при стадах жил – так при оленях и остался. А те, кто оленей потерял или пропил, или раньше при рыбодобыче кормился, остались в посёлке. Их здесь человек двести пятьдесят – почти половина. И пить для них, считай, гибель. Они дуреют, режут друг друга, замерзают по зиме, тонут в море. Ну, мы тут сделали общий сход и ввели сухой закон. Никакой централизованной торговли спиртным. И безо всякого племянника Лигачёва. Кроме того, что отдельные граждане привозят для собственного потребления. Ну, как ты, например. Проблема лишь в том, что люди, испытывающие такую сильную алкогольную зависимость, совершенно дуреют не только от одного запаха водки, но даже и от её вида – вот как там, на площадке.

– Ну и до хрена же всего ты о них знаешь, – хмыкнул Витька, ещё не подозревая, как я его сейчас огорошу.

– А мне по специальности так было положено – знать понемногу обо всём и ничего о чём-то конкретно. Я вообще-то журфак МГУ заканчивал…

Командир и владелец вертолёта «Ми-8» Константин Зайцев, он же – Заяц

– Пускаться в такое дорогое мероприятие, как поиски самолёта, нет смысла без каких-нибудь механических людей, – поделился утром Зим. – Вот посмотри – мы находим этот ероплан, далее – нам надо возвращаться назад и искать каких-нибудь авиамонтажников по всему миру. Связь здесь – ты сам знаешь какая. Этих твоих монтёров надо будет привезти в Орхоян, что тоже отдельное мероприятие, и вывезти их к месту падения самолёта. Сейчас у нас худо-бедно – конец июня. А в начале сентября здесь уже белые мухи полетят. Особенно в горах, где этот ероплан, возможно, и лежит.

– Угу. Я уже обратил внимание, что в ваших местах принято подбадривать себя всякими страшными байками. Какие ваши доказательства… То есть предложения?

– Первое. Посоветоваться с Зайцем. Он командир единственного здесь полуподпольного вертолёта.

Как летающий по определению девайс вроде вертолёта может быть подпольным, я представлял плохо, но на всякий случай кивнул.

– А как же идея Уха, чтобы никто вообще не знал, что мы делаем и ищем?

– Идея Уха хороша, но она хороша только до Орхояна. Ты даже не представляешь, какие толки ты пробудил здесь своим появлением. Ты пойми – в посёлке шестьсот человек, и появляется шестьсот первый, ведущий себя таинственным образом и странным образом молчащий о целях приезда. Тут тебя никакой авторитет не спасёт, и третью ночь ты будешь ночевать у Гоминдана в кутузке. Как бразильский шпиён. Или, скажем гвинея-бисауский. Поэтому сейчас ты пьёшь чай и идёшь в поссовет отмечать командировку и отвечать на вопросы Лидии Михайловны, секретарши, – тётки толстой и добродушной. Говори всё как есть. То есть, ври напропалую. Что ты компьютерщик из Москвы, что у тебя там высокая степень и ты сетями занимаешься электронными – тоже скажи на всякий случай. Она не поймёт этого ни хрена, но и ладно. Самое главное, что надо, чтобы она решила, что ты – государев человек. Что у тебя пайцза какая-то есть от нашего госаппарата.

– Да где же я возьму её, пайцзу эту?

– А командировка, оболтус, у тебя – она откуда? Из московского НИИ, напоминаю тебе, если забыл. Твоя задача – эту командировку снабдить такой легендой, чтобы правое полушарие у Лидии обернулось вокруг левого. Ферштейн? В принципе, раньше здесь стояла станция тропосферной связи, поэтому, если ты скажешь, что её собираются реанимировать, то это будет всем понятно и очевидно.

– Угу, – сказал я, пытаясь собрать в кучку расползающиеся мысли. – А как это стыкуется с тем, что мы расскажем подпольщицкому вертолётчику?

– Подпольщицкому вертолётчику придётся рассказать всё по очень простой причине – без него у нас ни хрена не получится. Но здесь как раз можешь не беспокоиться – вертолётчик в Орхояне – как адвокат мафии. Здесь по осени он возит икру со всех браконьерских рыбалок побережья. И жив только тем, что молчит. К пожизненному молчанию приговорён человек. Он беззакония видел, может, больше, чем Генеральный прокурор Российской Федерации. Здесь закона вообще никакого нет – писаного, я имею в виду. Законы здесь люди устанавливают для себя сами. Кто послабее – только для себя, кто посильнее – и для других. Кроме того, Заяц – так зовут его здесь – всё-таки специалист в авиатехнике, и вертолёт свой он поднимал из какого-то хлама своими руками. Он, по крайней мере, скажет нам, что от ероплана надо откручивать и в каком порядке.

– А механик у него есть?

– Формально «бортмешок» у него имеется. Но «бортмешку» этому Заяц, думаю, только дверь в вертолёте открывать-закрывать разрешает. Ну и с мешком по людям ходить, добро собирать, мясо рубить, рыбу складывать. В вертолёте своём Заяц всё делает сам.

После обильного чаепития Зим выкатил из пристроенного сарая мотоцикл с коляской – родной брат того, на котором меня подвозил мент-майор, – и мы покатили на площадку Зайца.

Подпольный вертолёт Орхояна выглядел на первый взгляд даже получше, чем то разлапистое оранжевое мега-насекомое, на котором меня сюда доставили. Несмотря на то, что принадлежал он к тому же семейству вертолётов «Ми-8». Был он выкрашен в красивый серебристый цвет, и на нём не было абсолютно никаких следов копоти. Рядом с вертолётом стоял опрятный белый домик командира, маленький, будто только что перенесённый из украинских сказок. Над вертолётом возвышалась скальная стена Хребта, и машина была вполне соразмерна этому ландшафту – пусть даже не габаритами (хотя габариты продолжали меня удивлять), а излучаемой ею аурой какой-то рукотворной мощи, способной преодолевать пространство и время.

Так вот, вертолёт и горы соответствовали друг другу, а домик – нет.

Дверь домика отворилась, и оттуда выкатился круглый очкастый добродушный человечек, совершенно интеллигентного обличья, похожий на огрузневшего низенького доцента филфака, а отнюдь не на сталинского сокола. Прямо так, по-домашнему, в тапках, он пошёл к вертолёту, где Зим остановил свой мотоцикл.

– Здорово, Зим! – сердечно поздоровался «доцент» с Алексом. – Что, клиентура приехала?

– Можно сказать и так, – хмыкнул Зим. – А ты всё машину красишь? Она у тебя только на краске, видать, и держится.

– Не токмо на краске, – обиженно дёрнул головой «доцент», – а ещё на проволочках, тряпочках и верёвочках. Девочке сорок четыре года всего. Вот станет «ягодка опять» – будет на краске держаться. Ну, пошли домой, разговаривать.