Книга Повелитель снов - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно в ответ на мои вопросы из подъехавшего запоздавшего «бумера» вывалился детка: коротенький, кругленький, широколицый, рыжий… Тельце – огурчиком, бровки – домиком, зубки – через раз… Вот только в руке – могучий «стечкин», и держал он его так, что…
– Отойди в сторону, Анета, – произнес рыжий спокойно и вяло.
– Гоша, ты что, спятил? – отреагировала Аня властно и абсолютно бесстрашно.
«Безумству храбрых поем мы песни… Безумство храбрых – вот мудрость жизни…» Это не про меня. Ха! Какое там «спятил»! Рука у парня не рыскает, тверда, лучше бы отойти, пока учтиво просит!
– Гоша, я т е б е говорю! – Тон Ани стал ледяным.
Похоже, это тоже ее однокашник. Из того же дурдома. Соседняя палата. Для буйно-огнестрельных. «Страшные лесные разбойники» во главе со своей Атаманшей! Мультик какой-то… компьютерный! А вообще – состояние было препаршивым. Мультик-то он мультик, но ствол у парня – серьезный. Почему-то вспомнилось поганое словечко донны Агнессы, вернее, фрейлейн Альбины: «выбраковка»… Что я здесь делаю?!
Но мысли эти проскочили в голове расшуганными апрельскими котами; ко мне вернулась способность размышлять здраво, и подумалось: если сразу не выстрелил, значит… А ни черта это не значит! Аня перекрывала «сектор обстрела», вернее, просто стояла между мною и рыжим дейвом! И стоит ей сделать шаг в сторону… Да и всякое может стемяшиться в оранжевой Гошиной башке, и решит детинушка, что и стрелок он ворошиловский, и ковбой алабамский, и джидай галактический…
Аня стремительно сделала несколько шагов вперед, взяла пистолет за ствол и уперла себе в подреберье:
– Ну что ты, Гоша, застыл?
Лицо маленького Гоши вдруг странно сморщилось, плечи затряслись, по щекам побежали слезы… Он уткнулся Ане в рукав и захлюпал, вздрагивая всем существом… А девушка наклонилась к нему и нашептывала что-то увещевательное…
Вот елки с палками! Палата номер шесть! Полет шмеля над гнездом кукушки!
Аня вернулась, так и оставив пистолет у Гоши. Сказала:
– Он просто все неправильно понял и перенервничал. Думал, Морис убит, вот и… Теперь все в порядке. Я ему велела, чтоб извинился.
И точно: коротышка подсеменил ко мне, запрятав массивную «дуру» под пиджак, и, опустив глаза долу, только что ножкой не пришаркивая, выговорил неожиданно густым баском:
– Вы меня простите… Не понял сгоряча… Не сочтите за оскорбление… – и отошел в сторонку. Чтобы не маячить, так сказать. Потом взглянул на Аню, получил одобрительный кивок и, подхватив бесчувственного Мориса под мышки, отволок к автомобилю, затащил в салон, хлопнул дверцей и – был таков.
Точно. Атаманша. Предводитель шайки психопатов. Один работает под мачо, другой под коротышку, третий – музыкой народец завлекает, а в футляре скрипичном у него – пулемет. Складной, но крупнокалиберный. Чистый Голливуд! Вот только… взгляд Мориса. И «пушка» под пиджаком у Гоши. И «феррари». Стоимостью в груду настоящих американских денег: если сотенными купюрами, килограмма на полтора. А то и на все два. Как-то эти бойцы-вредители такие денежки заработали? Хотя – что это я: кони работают, «реальные пацаны» – «выдуривают», «наваривают», «нахлобучивают лохов» и «выставляют барыг». Потому как от работы – кони дохнут.
– Я позвоню Морису позже и все объясню, – заявила Аня.
– Что – все?
– Морис вел себя вызывающе, вызвал твой гнев… Так я полагаю. Но…
– Но?
– Удивительно другое. Он гибок, как лоза, прыгуч, как пантера, силен, как лев…
– «И нюх, как у соба-а-аки, и глаз – как у орла», – перебил я девушку, может быть, резче, чем хотелось бы. – Зачем при таких бойцах ты вообще в Москву заявилась и сиротой казанской прикинулась?
На глазах девушки показались слезы.
– А я и есть сирота. Как и они все.
– Извини.
– Просто я хотела тебе объяснить…
– Слушаю.
– Морис был лучшим из нас… по физической подготовке. Он всех защищал. Реакция у него такая, что… Я честно не понимаю, как тебе удалось… его свалить. Да еще с одного удара.
Действительно, как? Он моложе, исключительно подготовлен физически, и взгляд его таков, что… Ведь проигрывают часто до начала схватки, когда становится ясно, кто из двоих готов идти до конца. А он – точно готов. Выходит… Последнее время Морис существовал в таком окружении, что априори признавало его полное превосходство, и это во-первых. А во-вторых, он неверно оценил меня, вернее, привычно… Или – изначально поделил людей на… таких, как он, и на остальных? И отнес меня к остальным?
«Кто на что учился…» – пришла мне на ум очередная тривиальность, и я чуть было не произнес ее вслух. Но Аня и не ждала ответа. Она была озадачена. Чем? Или… Или в каждом из н и х все же явственен определенный дар, и все они об этом знают и… скрывают от посторонних? Вернее, от… чужих?
А с этим юношей… Когда хищник встречается взглядом с себе подобным, он или убегает, или бросается. Ну что ж… Невзирая на более чем полугодовые умствования, в глубине существа остался я… человеком. И ничто человеческое мне оказалось не чуждым.
С моря натягивало тучи, а день – день по-прежнему сиял. И радуга над волной по-прежнему переливалась согласно детской считалочке: «Каждый охотник желает знать…» Вот только в голове почему-то плавала другая мелодия, из кинокартины про несчастную любовь и попранную добродетель… «Кто был охотник, кто – добыча, все дьявольски наоборот, что понял, искренне мурлыча, сибирский кот…»
При таком нескучном начале продолжение может стать феерическим. А я уже не так молод, да что молод, я не так глуп, чтобы… Действительно, что заставит остаться вдумчивого и усталого молодого человека средних лет при такой поганой перспективе?.. Деньги? Анины деньги мне не нужны. Сбережений мне хватит, чтобы скромно размышлять о несовершенстве мира еще одну зиму. Любопытство? Как гласит английская премудрость: «Любопытство губит кота». А другая вторит: «У кошки – девять жизней». Так то у кошки… Хотя – что это я? Нет в английском языке мужского и женского рода, там – понимай все по контексту… А здесь?
С такими вот праздными мыслями уселся я на приступку тротуара, выудил сигареты и закурил. Вовсе не решая гамлетовских вопросов – их не решить с сигаретой: тут нужно зелье позабористей и в таре. А у меня к нему стойкая неприязнь: веселых оно делает дурашливыми, грустных – тоскливыми. Смысл пития? Решать те самые вопросы? Так и кажется, что истина скрыта где-то на донышке пятой чарки, и только после седьмой выясняется, что… все в этой жизни фигня, кроме пчел. Ну а если разобраться… то и пчелы – тоже фигня.
– Может быть, пройдем в дом? – спросила Аня.
– Не пройдем.
– Что ты хочешь услышать?
– Искать кого-то с завязанными глазами хорошо в игре жмурки. А вот чтобы играть в «кукушку», я слишком стар и неповоротлив.
