Книга Мистериозо - Арне Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я подумаю, можем ли мы отпустить тебя. А все остальные едут туда. Поодиночке и инкогнито. Никому ни слова. Мы не хотим, чтобы репортеры прятались у Францена в кустах малины. Позовем судью, он наверняка уже устал пить кофе.
— Позвоните по внутреннему телефону, — сказал Йельм. Хультин набрал «304» и сказал:
— Проходите, Францен. Комната 300. — Хультин подошел к полностью исписанной доске и перевернул ее.
— Последнее, что изменяет старому судье, это острый глаз, — сказал он.
Дверь открылась, и несколько располневший бывший судья Верховного суда Швеции величественно вошел в комнату. Он направился прямо к Хультину и пожал ему руку.
— Комиссар Хультин, — быстро проговорил он. — Я надеюсь, что время исцелило наши общие раны.
— Мне потребуется небольшой план дома и прилегающей территории, — только и ответил Хультин. — А также описание того, как вы намерены провести вечер. Не меняйте свои планы. Наши люди, конечно же, о них знают. Можно ли попасть в дом с заднего двора?
Францен с минуту глядел на него. Затем вытащил из кармана пиджака черную ручку, наклонился и принялся чертить на белом листе бумаги, лежавшем на столе.
— Вот дом, — сказал он, указывая пальцем. — Вход, дорожка, две прилегающие постройки. Деревья, кусты, забор, калитка. Здесь лестница, холл, коридор, гостиная. Моя жена спит на третьем этаже. Есть дверь в кухне, ведущая на маленький балкон с задней стороны дома. Вот здесь. На улице никогда не паркуются машины, учитывайте это. Я поеду к моему коллеге Эрику Блумгрену в Дьюрсхольм к 19 часам. Вы, Хультин, тоже его знаете. Я всегда беру такси туда и обратно. Мы играем в шахматы и засиживаемся заполночь, распиваем полбутылки коньяка и делимся воспоминаниями. У меня есть чувство, что сегодня ночью они проявят себя, комиссар. Это все?
— Пока да. А теперь я попрошу вас вернуться на некоторое время в ту комнату, где вы ждали. Йельм скоро подойдет и возьмет у вас показания. Спасибо за помощь.
Рикард Францен громко расхохотался, покидая «главный штаб борьбы». Все, кроме Хультина, удивленно посмотрели на него.
— Так, — бесстрастно произнес Хультин. — Мы располагаемся на задней улице на тот случай, если он уже сидит где-нибудь в засаде. Чтобы добраться оттуда до дома, придется пройти несколько открытых мест. И у нас должны быть два человека: один с Франценом в такси и другой в Дьюрсхольме на случай, если симметрия будет нарушена. Чавес и Нурландер поедут в машине. Вы можете подсесть на Дроттнингхольмсвэген.
Двое названных были разочарованы. Хультин продолжал, указывая на набросок Францена:
— Двое охраняют дом снаружи с фасада, один стоит с любой стороны на этой улице, как она называется?
— Грёнвиксвэген, — ответил Йельм.
— Грёнвиксвэген, — повторил Хультин. — Будет холодно. Сёдерстедт и Хольм с рациями в ближайших кустах.
Даже Сёдерстедт и Хольм расстроились.
— Йельм и я находимся в доме. Нам нужно будет караулить бабушку и кухонную дверь, а также окна на верхнем этаже. Как думаете, мы справимся или нужен еще и Нюберг? К сожалению, я думаю, что Нюберг нам нужен. Вы сможете переменить свои вечерние планы?
— Да-да, — грустно согласился Нюберг. — Это генеральная репетиция.
— Вы поете в хоре? — спросила Черстин Хольм.
— А как вы узнали?
— Я и сама пела. В Гётеборге. А что за хор?
— Церковный хор Нака, — ответил огромный флегматичный Гуннар Нюберг и предстал в совсем новом свете.
— Сочувствую, — сказал Хультин. — Генеральная репетиция отменяется. Ты и так сегодня в голосе. О’кей, мы заканчиваем. Предлагаю спуститься вниз в ресторан перекусить. Операция начнется в 17.30, до нее еще целый час. Йельм задержится на минутку.
Хультин и Йельм остались в комнате одни. Хультин собрал бумаги и сказал, не поднимая глаз:
— Чудный день.
— Все сложилось как нельзя лучше, если вы об этом.
— Именно об этом, — сказал Хультин и покинул комнату через таинственную дверь слева.
Он лежал в липкой коричневой массе. Попытался приподняться, но это не получилось, попытался ползти — не получилось, попытался встать на корточки — даже это не вышло. Чем больше он копошился, боролся и мучился, тем сильнее налипала на его тело эта дрянь и тянула его ко дну. Он открыл рот и собирался было уже крикнуть, но коричневая масса начала заливаться ему в глотку. И только когда его нос уже погрузился в эту массу, когда она заполнила ноздри и впереди ждали лишь ужасное удушье и смерть, он наконец почувствовал вонь.
— Дерьмо, — чихнув, сказал Нюберг.
Йельм вздрогнул, несообразно сильно.
— Постарайся сейчас не спать, — сказал Хультин.
— Я не спал, — пробормотал Йельм.
Нюберг высморкался.
— Погода — дерьмо, — снова повторил он от окна гостиной. — Все так и качается под штормовым ветром с озера Мэларен. Мне повезло, что меня определили на пост внутри дома.
— Возможно, нас обвинят в кумовстве, — сказал Йельм. — На улице в машине сидят продрогшие стокгольмский и сундсвалльский криминалисты, а в кустах совсем туго приходится шведскому финну и гётеборжанке. А здесь, в теплом доме, сидим мы, бывшие сотрудники полиции южных районов, и попиваем кофе. Нарушение налицо.
— Паранойя — худшая из профессиональных болезней, — сказал Хультин и залпом выпил изысканный кофе Биргитты Францен. — Черт, какой крепкий!
— Это же эспрессо, — заметил Нюберг. — Его пьют маленькими-маленькими глоточками.
— Вот почему чашечка такая маленькая, — услужливо добавил Йельм.
— Я думал о другом, — пробормотал Хультин и поднял к уху свою рацию. У каждого из них рация висела на ремне через плечо. — Алло, группа один на месте?
В трубке раздался треск, а затем послышался голос Чавеса.
— Мы припарковались на Губбчерсвэген, как раз позади церкви. Ждем. Хорошо ли у вас там в доме?
— Такси заказано на 18.40, — коротко сообщил Хультин. — А как народ в кустах? Позволю себе еще раз напомнить вам, что наушники надо вставить в ухо и свести звуки и передвижения к абсолютному минимуму.
— Ага, — протрещал Сёдерстедт. — Я как раз вишу враскоряку на грушевом дереве и чувствую себя в джунглях.
— В кустах еще хуже, — дрожащим голосом произнесла Хольм. — Я не просижу на корточках в кустах несколько часов кряду, ветер чертовски сильный.
— Если не хочешь слечь с воспалением легких, лучше забирайся ко мне, — посоветовал ей Сёдерстедт.
— Вы правы; все это никуда не годится. Духи погоды неблагосклонны к нам. Вы можете просто потихоньку пробраться в дом, по одному человеку, немного согреться и надеть на себя столько теплых вещей, сколько сможете. Мы поищем их для вас в доме.