Книга Его изумительный поцелуй - Тереза Медейрос

Иногда Фарук чувствовал себя таким же узником в этих стенах, как и рабы, которые обслуживали его семью в течение многих поколений. Он радовался тому, что прибытие капитана Берка нарушило монотонное течение жизни, и очень надеялся, что церемония бракосочетания с Клариндой позволит несколько ослабить напряженность, терзавшую его в последнее время.

Султан проследовал по выложенной плитняком дорожке к своему излюбленному прибежищу.

Небольшой цветник был расположен на некотором возвышении и с противоположной стороны заканчивался крутым обрывом, что позволяло не обносить его стеной в целях обороны и открывало беспрепятственный вид на береговую линию. Порой ветер доносил сюда запах соленой морской воды, побуждая султана мечтать о других землях, о другой жизни, которую он мог бы прожить.

У входа в цветник Фарука ждало разочарование. Видимо, этим прекрасным утром ему следовало подняться еще раньше. Кто-то уже находился в его прибежище. В такие моменты он боялся, что все-таки унаследовал от дядюшки его темперамент, поскольку ему хотелось зарычать от ярости и потребовать снять голову с плеч незадачливого нарушителя его покоя.

Но когда Фарук понял, кто перед ним, он торопливо прикрыл лицо, надеясь выскользнуть из цветника, пока его не заметили.

— Ах, ваше величество, это вы? — услышал он. — Зачем торопиться? Почему бы вам не войти и не побыть здесь немного?

Фарук остановился, почувствовав бессовестную радость в этом голосе. Он предпочел бы столкнуться лицом к лицу с бандой мародеров, перелезших через стены, окружавшие дверец, с кинжалами, зажатыми в зубах, чем провести хотя бы минуту в компании мисс Пенелопы Монморанси.

Он и сам не мог бы сказать, что именно его раздражало в компаньонке Кларинды. Должно быть, дело в том, как она смотрела на него своими честными голубыми глазами, казавшимися огромными за толстыми линзами очков.

Разумеется, Фарук умел удовлетворять женские желания. Он рано понял, что большинству женщин достаточно красивых слов, дорогих украшений под цвет их глаз или обещания еще одной ночи в его постели.

Проблема с мисс Монморанси заключалась в том, что Фарук не понимал, чего она от него хочет, и, не зная, что может ей дать, он чувствовал себя беспомощным. Это состояние Фарук ненавидел: в Итоне он провел немало бессонных ночей, чувствуя себя абсолютно уязвимым, отданным на волю итонских хулиганов.

Фарук медленно развернулся, обычная приветливая улыбка на его лице погасла. Ответить на ее предложение он мог лишь коротким кивком.

— Мисс Монморанси!

Ничуть не смущенная его равнодушием, мисс Монморанси весело похлопала ладонью по свободному месту на каменной скамье рядом с собой.

— Не хотите присоединиться ко мне? Сегодня такое чудесное утро! Я просто обожаю дышать свежим воздухом по утрам, пока не началось дневное пекло. Я только вчера обнаружила этот уголок сада и теперь искренне верю в то, что он станет для меня самым любимым на свете!

«Чудесно!» — промелькнуло в голове у Фарука. Он сердито наблюдал за тем, как ветер играет с персиковыми кудряшками, выбившимися из пучка у нее на макушке. Несмотря на то что Пенелопу облачили, кажется, в дюжину слоев полупрозрачного шелка, она все равно походила на пышную английскую розу, которая неожиданно расцвела посреди пустыни.

Фарук скованно опустился на скамью, заставив себя одобрительно пробормотать что-то нечленораздельное в ответ. Очаровательные банальности, которые обычно с легкостью срывались с его языка, как-то вмиг забылись и покинули его вместе с улыбкой.

Впрочем, неспособность Фарука поддержать разговор ничуть не подействовала на неугомонную мисс Монморанси. Взяв в руки ивовую корзинку, стоявшую у нее под ногами, она поставила ее себе на колени.

— Одна из ваших кухарок была так добра ко мне, что собрала мне эту корзину, чтобы я могла перекусить, любуясь видом на море. — Поппи сняла с корзины кусок алого шелка, открывая его взору только что приготовленную ктефу. Традиционный марокканский десерт был посыпан сахаром и сбрызнут теплым медом. — Хотите присоединиться ко мне?

К ужасу Фарука, его живот ответил на этот вопрос раньше, чем он сам. Фарук почувствовал себя униженным.

Он смотрел на лакомства с таким видом, будто увидел перед собой корзину, полную кобр, и ему даже пришлось задержать дыхание, чтобы божественный аромат сладостей не защекотал его обоняние. Когда Фарук вернулся из Итона, ему понадобился почти год постоянных тренировок, проводящихся под безжалостным оком его дяди, чтобы избавиться от небольшого мягкого животика и обзавестись твердыми как камень мускулами.

Это удалось ему лишь благодаря тому, что он научился отказываться от подобных соблазнов. И, несмотря на то что почти каждый вечер ему устраивали настоящий пир, Фарук гордился тем, что у него хватает силы воли выбирать лишь самые свежие фрукты и самые тонкие кусочки мяса для того, чтобы слегка утолять голод. Он предполагал, что если позволит себе хотя бы попробовать что-то сладкое, то не сможет остановиться и снова станет трусливым толстяком, как безжалостно дразнили его итонские одноклассники.

Как сотни раз говаривал дядя после возвращения Фарука в Марокко, такой человек не достоин титула султана.

— Я уже поел, — проворчал он, хотя горсть гранатовых зерен и фиников, которые он проглотил, едва встав с кровати, лишь раздразнили его аппетит, и ему захотелось чего-то более существенного.

— Как пожелаете, — пропела мисс Монморанси тоном самой бесстыдной соблазнительницы. А когда она улыбнулась дразнящей улыбкой, на ее пухлых щечках появились милые ямочки. — Но я готова биться об заклад, что вы об этом пожалеете.

И наблюдая за тем, как Поппи вонзает зубки в слоеное тесто, Фарук действительно пожалел о том, что отказался перекусить. Мисс Монморанси ела с большим аппетитом. Эта женщина действительно любила поесть и не боялась показать этого. И было что-то невероятно чувственное в том, с каким энтузиазмом она предавалась этому первородному удовольствию, превращавшему простую трапезу в праздник чувственности. Когда ее розовый язычок дотронулся до уголка губ, чтобы слизнуть оттуда каплю заварного крема, Фарук с ужасом осознал, что его тело под многочисленными слоями одежды начинает испытывать голод иного рода.

Фарук давно привык к тому, что за ним ухаживали, соблазняли его и доставляли ему удовольствие невероятно красивые женщины, обученные всевозможным эротическим фокусам, не прописанным даже в «Камасутре». До сих пор Фарук никогда не испытывал возбуждения при виде женщины, с аппетитом поглощавшей пищу; наслаждение ему доставляла только настоящая близость.

Не на шутку встревожившись, султан прикоснулся рукой к своему лбу. Возможно, от голода у него просто закружилась голова. Думать так было куда спокойнее, чем признаться себе, что кровь, которая должна была циркулировать по сосудам головы, внезапно устремилась к другой, менее выделявшейся части его тела.

Надеясь скрыть беспокойство, Фарук спросил: