Книга Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

Несмотря на такой уклончивый ответ, глаза администратора сделались тусклыми, как два старых медяка, а губы чопорно поджались, обозначив вокруг себя массу невидимых до сих пор морщинок.

– Среди постояльцев гостиницы «Бриз» подобных девиц, слава богу, нет, – отчеканила она.

– Вы уверены? – Громов приготовился встать, но буквально рухнул в кресло, когда услышал продолжение:

– Одна местная путана иногда появляется на пляже в белом купальнике, от которого мужчины глаз оторвать не могут. Стоит кому-нибудь выставить голые ягодицы на всеобщее обозрение, как уже…

– Ягодицы – это не самый главный показатель. – Громов снова кашлянул. Впрочем, как и в прошлый раз, без особой на то нужды. – Что вы еще можете сказать о внешности этой девушки?

– Рост выше среднего, волосики так себе, но довольно искусно мелированные…

– То есть?..

– То есть неравномерно осветленные – именно такие, как те, которые вас так сильно заинтересовали, – проинформировала Громова администратор язвительным тоном. – Путану эту, а проще говоря, потаскуху, зовут Милой. Она, правда, себе поэффектней имечко придумала – Милена.

– Сегодня она здесь появлялась? – вопрос прозвучал громче, чем того хотел Громов.

– Понятия не имею.

– Вы уверены, что не видели ее сегодня?

– Нет. Не уверена. Я могла просто не обратить внимания на эту особу. Мне нет никакого дела до потаскушек, которые увиваются вокруг гостиницы. Ими занимаются милиционеры и специалисты по венерическим заболеваниям. – Администратор презрительно искривила губы, добавив к своему облику пару лишних морщин, которые ее ничуть не украсили. Теперь она не сошла бы за молодую женщину даже на «Вечере для тех, кому за тридцать».

– А вы? – вкрадчиво спросил Громов.

– А я общаюсь преимущественно с людьми приличными, солидными. С теми, кто разных шлюх к себе и на пушечный выстрел не подпустит!

Ее голос звенел от негодования, но и первокурсник школы милиции не поверил бы подобному заявлению. Гостиничный персонал входит в число тех, кто живет за счет проституток. И то обстоятельство, что нахлебники, как правило, ненавидят своих кормильцев, ничего не меняет в сути их отношений.

– Придется поднапрячь память, – вздохнул Громов.

– У меня в восемь заканчивается смена, – заявила администратор капризно.

– Меня это абсолютно не интересует. Как и то, сколько отстегивают вам проститутки за то, чтобы беспрепятственно проходить в гостиницу. – Для наглядности Громов изобразил на лице беспросветную скуку, а после небольшой паузы бросил на собеседницу молниеносный взгляд, как будто выстрелил в упор: – Лучше скажите мне, во сколько появилась Милена сегодня?

– Э-э… Около пяти.

– Когда ушла?

– Ровно в шесть. По радио как раз время объявили, тут она и спустилась.

– В каком номере находилась Милена? С кем?

– Я не знаю, – окончательно растерялась администратор. – Она мне не докладывает. В последнее время она зачастила на четвертый этаж, вот и все, что мне известно.

– Кто там дежурит? – Громов не сводил с нее глаз, зная, что стоит ослабить нажим, и собеседница опять начнет юлить и изворачиваться. Даже не из страха. Из чувства противоречия. На то она и женщина.

– Вербицкая дежурит. Заступила в полдень. До завтра будет на месте.

Администратор отбарабанила это с видом явного облегчения. Все любят перекладывать ответственность на других.

Громов встал. У него больше не было вопросов к этой женщине, которая за последние две минуты разговора осунулась так, словно неожиданно узнала, что стала бабушкой.

* * *

Прежде чем подняться на четвертый этаж, Громов вышел из гостиницы и опять понаблюдал за суетой, царившей снаружи. Проезда для автомашин на пляж не существовало, а потому главные события развернулись теперь на площадке перед зданием. Помимо милиционеров и экипажа «Скорой помощи» у входа собралось несколько десятков зевак, чинно переговаривавшихся друг с другом вполголоса, несмотря на крайнее возбуждение, охватившее всех при известии о чужой смерти. С пляжа как раз волокли носилки с телом, закутанным в черную клеенку, и, если бы не яростные окрики милиционеров, зрители придвинулись бы к трупу вплотную. Глаза у многих непроизвольно округлились.

Когда носилки начали заталкивать в темно-зеленый «РАФ» с красным крестом на борту, рука утопленницы вывалилась из-под клеенки, но не повисла до земли, а осталась торчать горизонтально, мешая заметно упарившимся медбратьям. Тот, что был постарше, сердито выругался и принялся приматывать непослушную руку к носилкам, используя для этой цели невероятно грязный бинт.

Двое милиционеров в штатском, уединившись поодаль, сидели на корточках и рылись в пакете, который, как надо полагать, принадлежал утопленнице. Один из них повертел перед носом второго какую-то тряпицу и лукаво поинтересовался:

– Хочешь примерить?

Второй отодвинул от лица тряпицу, оказавшуюся дамскими трусиками, и неловко отшутился:

– Не мой размер.

– Давай тогда Зойке из паспортного стола подарим. Она нам стриптизм на радостях исполнит.

– Зойка тебе и так чего хошь покажет, задаром, – возразил милиционер со знанием дела. – Но плясать без водки не станет.

– Без водки, значит, не станет?

– Не станет.

– А без трусов?

Остроумный милиционер дождался, когда его шутка дойдет до товарища, а потом оба прыснули одновременно.

Возможно, если бы в оперативной бригаде присутствовал их кривоногий коллега, он тоже посмеялся бы вместе с товарищами. У Громова не было ни малейших сомнений в том, что убийца – он, а на носилках покоится труп девушки в белом купальнике. Это было очень странно. Менты и проститутки обычно мирно сосуществуют. Такой симбиоз выгоден обеим сторонам. Одни покрывают и попустительствуют, вторые стучат и закладывают. Что же за кошка пробежала между ними на этот раз?

Приблизившись к веселящимся оперативникам, Громов не стал дослушивать забавный анекдот, которым один развлекал другого, а поинтересовался:

– Кого оплакиваем?

– Что-о? Вам чего здесь надо, мужчина?

Один опер привстал, чтобы получше разглядеть наглеца, но наткнулся взглядом на развернутое перед ним удостоверение и растерянно шмыгнул носом. Он у опера был выполнен в форме курской картофелины, зато усы, прилепившиеся снизу, отличались густотой и чернотой, как у заправского грузина.

Рассматривая эти усы, Громов негромко сказал:

– Ты слышал, что мне надо? Что за девушка? Кто такая?

– Блядь… То есть проституточница местная, – доложил второй опер, который распрямился за спиной товарища. Он не знал, куда деть трусики, прихваченные из пакета, и комкал их то в одной руке, то в другой.