Книга Сервис с летальным исходом - Нина Васина

— Что? — заметался Петя. — Что это значит? Все бросились отвинчивать пробки остальных канистр.

— Это значит, что три из имеющихся пустых канистр конкретно предназначались для перевозки ядовитых жидкостей либо сильных растворителей. В шести был бензин.

— Тридцать шесть литров, — задумался химик. — Маловато для быстрого растворения двух тел взрослых человеческих особей. Разве что если расчленить сначала на небольшие части…

— А сколько требуется для двух тел? — поинтересовался Поспелов.

— Литра по двадцать два на тело, если удастся его целиком прикрыть. Можно, конечно, предварительно расчленить на более мелкие части, и тогда…

Запищала рация.

— Уходим, — махнул рукой Поспелов. — Они едут обратно. Еще есть одна безопасная колба? Ну так накапай туда из канистры, если чего осталось, накапай, голубчик, осторожненько! — закричал он вдруг на фактурщика с колбой. — А вы чего стоите как зашибленные? Расставляйте все по местам и бегом на улицу.

Петя бросился наверх в дом, чтобы положить в сейф пистолет. В коридоре второго этажа он споткнулся о брошенную кроссовку Коли и упал.

Выстрел был слышен и в гараже.

Все замерли, боясь вздохнуть. Усатый вынул свое оружие и крадущимися шагами пошел к лестнице, показав жестами фактурщикам прикрывать его сзади. Поспелов посерел лицом и опустился на табуретку.

— Это не может быть она, — бубнил он, покачиваясь, — учительница пения в этом доме, во время обыска, вот так просто, этого не может быть, этого не может быть, зачем ей стрелять в опера… — и так далее, все время повторяя “этого не может быть”, пока в гараж не вбежал бледный Петя и не утащил Поспелова на улицу.

ШАНТАЖ

Как только мы вернулись в дом, зазвонил звонок, я долго не могла понять, что это и где. Коля сказал, что выходить на улицу, чтобы открыть калитку, необязательно, для этого его дядюшка пользовался пультом в коридоре, на котором, кстати, нужно включать сигнализацию, когда уходишь из дома.

Я бросилась искать парик, который только что с удовольствием стащила с головы и куда-то зашвырнула.

— Иди с детьми наверх и спрячься. — Я натягиваю парик, руки дрожат.

Смотрю, как Коля ковыляет по лестнице, волоча ступню в гипсе. Не выдерживаю, забираю у него маленького.

Звонок не умолкает. В окно лестничного пролета я вижу, что у калитки стоит женщина.

— Ты уверена, что нужно укрывать нас одеялами? — Коле не хочется ложиться в кровать. Толкаю его на покрывало, закидываю ноги. Мальчика он уложил сам, почему-то под мышкой, а девочка резво забралась на кровать к ногам Коли с готовностью затаиться и играть в прятки, сколько потребуется.

Наваливаю на них одеяла.

Выхожу из комнаты для гостей и закрываю дверь на ключ.

Бегу вниз.

Звонок.

Смотрю на пульт и наугад нажимаю несколько кнопок. Черт, я совершенно не помню, был ли на калитке микрофон!., и вдруг слышу из динамика: “…я знаю, что ты дома, открывай!”

— Кто? — я наклоняюсь пониже к пульту и слышу в ответ:

— Учительница пения.

Нажимаю две кнопки. Коля точно не помнил, какая от калитки, а какая от ворот. Слышен щелчок, женщина заходит в калитку, осторожно прикрывает ее за собой — опять щелчок — и идет к двери дома, громко напевая:

— “..Не плачь, не морщь опухших губ, не собирай их в складки… разбередишь присохший струп… (тут она подошла к двери, дернула ручку и легонько постучала ногтями по стеклу, и последние слова я услышала уже не из динамика, а стоя по эту сторону границы жизни) весенней лихорадки!” (Б. Пастернак). Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля…

Я оцепенела. Я узнала ее голос. Я бросилась к кухонному столу, там, в одном из выдвижных ящиков среди таблеток, присыпок, зеленки, йода, градусников и ручек валялось несколько очков с затемненными стеклами.

— “Пройдут года, ты вступишь в брак! — не унималась женщина за дверью, теперь она почти кричала, — забудешь неустройства!..” Открываю.

— “Быть женщиной — великий шаг, — продолжает она речитативом, — сводить с ума…” — что?

— “Геройство”, — как примерная ученица, тут же отвечаю я шепотом (Б. Пастернак).

— Правильно! Образованная, да? А почему шепчем?

— Голос сорвала.

— Сорвала, значит, голос. А очки? Это что, светобоязнь?

— Это вообще-то маскировка. Не хочу, чтобы вы меня видели, — совершенно честно отвечаю я. — Но если хотите… Если вам это мешает, могу снять, — поднимаю одеревеневшую руку к лицу и слегка касаюсь указательным пальцем дужки. Интересно, она меня узнает без очков? Или я зря полчаса раскрашивалась и надевала парик?..

— Не надо. Не мешает. Желание клиентки — закон. Я только хочу взглянуть на ваш паспорт.

Это пожалуйста.

Она листает паспорт Мадлены Сидоркиной, тщательно изучая страницу за страницей.

— Поговорим? — Гостья усаживается за стол и разглядывает остатки завтрака и грязную посуду.

Я сажусь напротив, по другую сторону стола и вдруг замечаю, что высокий стакан, в котором — я точно помню! — оставался коктейль, теперь пуст.

Мы молчим и смотрим друг на друга так долго, что я не выдерживаю и интересуюсь:

— У вас проблемы?

Смешно. Интересно, какое у нее сделается лицо, если я начну сама перечислять эти проблемы? Вы, дорогая, неудачно потрахались в поезде с первым встречным, который оказался воришкой и стащил ваш чемоданчик… И вот вы выпрыгнули за воришкой из поезда, подрались с ним на берегу реки, и даже, наверное, в воде, и даже, наверное, перерезали ему горло, но чемоданчик так и не отняли. На мосту встретили самоубийцу, очень вежливо (очень!) попросили отдать одежду, раз уж она ей больше не понадобится, и…

— У меня нет проблем, — заявляет гостья. — Но я не люблю неожиданности.

— Неожиданности?..

— Конечно. Или вы считаете, что если вместо трупа меня ждет совершенно живой мужик — изрядно взвинченный и слегка не в себе, но живой! — это не должно быть неожиданностью? А в доме, который, как вы утверждали, будет совершенно пустым, оказывается посторонний, это как?

— Случайность?.. — на всякий случай предположила я и пожала плечами. — Но, я думаю, вы справились?..

— У меня едва хватило раствора на две порции. Что, по-вашему, я должна была делать с посторонним? Послушайте, как вас там?..

К этому вопросу я была готова, я к нему подготовилась сразу же, как открыла дверь, поэтому ответила быстро:

— Ляля.

— Пусть будет Ляля. С вас, уважаемая, двойная оплата, и я хочу получить ее сейчас. Плюс дополнительные расходы, плюс моральный ущерб, плюс плата за молчание.